Я пробовал сидеть с полчаса, зажмурившись, но разве — то? Веки красным просвечивают, и свет, и тень чуешь… Конечно, Гэле я ничего такого не говорил, а просто старался играть с ней и ходить повсюду.
Она ведь не такая, чтобы плакать или там ныть. Везде лезет, все ей надо узнать. Идет, за руку мою держится и быстро-быстро бормочет:
— Ах, как автобус тарахтит! Ухо заболело. А люди как громко разговаривают! Второе ухо заболело. Значит, уже базар. Сережа, давай мороженое купим!
А в саду? Хозяйкой ходит. У цветов, у деревьев названия такие, что язык вывихнешь, — а у нее так и слетает: кельрейтерия, традесканция, филлокактус! И еще меня поправляет. Возьмет цветок в горсть, носом зароется.
— И не китайский чубушник, а амурский! Китайский не такой тебе!
Любимые ее цветы — душистые: лаванда, шалфей мускатный. Миртовые листики потрет между пальцев: ах! Сама — как заяц: брови наискосок и очки, будто глаза косые…
И когда это врачи научатся всем операции делать?
К дяде Косте на опытный участок мы нередко захаживали. Сначала он на меня вроде ругался, а потом ничего, привык. В оранжерею нас повел.
Очень это интересно — оранжерея! Вся из стекла. Вдоль стен трубы толстые проложены. Отопление! Такие тут растения — им и крымской жары мало.
Чувствуешь себя в этой оранжерее, как в бане, в парной. Зелень сочная, скользкая, жирно блестит. А дядя Костя рассказывает, куда какое дерево годится. Мне больше такие нравились, что плоды вкусные дают. Авокадо, например, или хурма, или фейхоа. А Гальке — из которых лекарства делают… И самый ее ненаглядный — саркоцефалюс. Дядя Костя говорил, что это дерево — аптека африканских саванн. Корни сушат делают присыпку для ран. Настой листьев — от лихорадки. Кору жуют, когда зубы болят. И листья, и кора, и само дерево — все в дело годится.
— А вот это, — говорит дядя Костя, — «волшебное яблоко». Знаете, как в сказке: упал богатырь чуть дыша, а яблоко съел — и опять мечом замахал. Это у нас растет в Приморье. Элеутерококк! Запомните! Замечательное средство из него получают — бодрит, освежает, снимает усталость. Заменитель «корня жизни» — женьшеня.
Я спросил:
— Дядя Костя! А вот у вас еще участок есть — там все такое маленькое… невзрачное… Колючки одни. От них-то какой толк?
Не знаю, почему, но он рассердился. Лицо такое стало — ну, прямо, как у директора школы, когда тебя в кабинет вызвали по причине разбитого стекла…
— Предупреждаю, — сказал он скрипучим голосом, — самим никуда не лазать! Ничего не трогать! И боже упаси — рвать!
