А в другое время думал о Дойне, раскаивался. Решал больше не ходить в горы охотиться на серну. Сердце его преисполнялось добротой, и он ссыпал обратно в мешки украденное зерно. Работа у него спорилась, он исправлял повреждения, и мельница опять начинала молоть. Над запрудой снова вставала радуга.
Как-то раз он услыхал голос козопаса Калистрата и вышел.
— Стефан, — кричал тот, — где твои глаза? Ослеп, что ли? Серна прошла около мельницы… ну прямо около… Вон она, вон она!
Стефан посмотрел по направлению его протянутой руки и увидел серну, двигающуюся скачками и тут же скрывшуюся в лесу. Овраг гудел от смеха Калистрата.
Тогда Стефан взял ружье и прислонил его к стене снаружи: чтобы под рукой было. Потом унес обратно, потом опять вынес. Он думал то о Дойне, то о Димане; то воровал зерно, то возвращал его. Мельница то останавливалась, то начинала опять молоть, и радуга перед ней то исчезала, то появлялась снова.
Наступило петрово заговенье. Смеркалось, и над черной тьмой, затопившей село, дождем падающих звезд засветились пускаемые детьми горящие стрелы. Взошла луна, и рощи зашумели торжественно, важно, будто запели старинную застольную. Дойна вышла во двор, поглядела на луну, послушала пенье рощ, потом пошла в сад и остановилась там, где встречалась со Стефаном. Шагов не слышно, никто не идет. Она вышла из сада. Весь Боцур белел, словно устеленный белыми холстами. Горы затихли, отдыхают. Только леса внизу темнеют; темно и в овраге, где мельница Стефана. Одно окошко светит там, один глаз глядит — глаз Стефана. Взгляд ее туманят слезы, и этот глаз начинает мигать, начинает звать ее. И она идет, сама не зная, что делает, не в силах остановиться. Что за беда, если она пойдет навстречу Стефану? Нынче заговенье. Нынче люди друг друга прощают, обнимаются и целуются… Обнимаются и целуются.
И она идет — не идет, а летит. Спускается в овраг, шагает в гору. Окошко светится, но мельница не работает. «Стефан пошел искать серну, — думает она. — Дай я его подразню». И, спрятавшись за куст, она проблеяла, как серна.
Перед мельницей встала высокая темная тень. Это Стефан. Он смотрит в гущу качающихся ветвей и ясно видит серну. Большую, черную. Стефан наводит ружье. Новые волны белого лунного света заливают лес. И вот возле серны — женщина; луна озаряет ее лицо, волосы…
Стефан вздрагивает, отступает, ищет, на что бы опереться. Вся в лунном сиянии, женщина — перед ним. Это Дойна.
— Дойна! — восклицает он. — Дойна, это ты?
