Во-вторых, взаимодействие между краткосрочными и долгосрочными причинами послевоенного военизированного насилия требует хронологического подхода, разрывающего традиционные временные рамки Первой мировой войны. Изучение только событий 1914 — 1918 годов в большей степени имеет смысл в отношении победоносных «западных великих держав» (Великобритании, Франции и США), чем в отношении большинства стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, а также Ирландии. Катаклизм 1914–1918 годов представлял собой эпицентр цикла вооруженных конфликтов, начавшихся в некоторых частях Европы в 1912 году, когда в Ольстере были созданы военизированные группировки, ставившие своей целью сохранение унии с Великобританией, и начались Балканские войны, сначала практически ликвидировавшие владения Османской империи в Европе, а затем столкнувшие Болгарию с ее бывшими союзниками из-за спора о Македонии и Фракии>{18}. Цикл насилия продолжался до 1923 года, когда Лозаннский мирный договор, определивший территорию новой Турецкой республики, покончил с греческими территориальными притязаниями в Малой Азии, приведя к крупнейшему принудительному обмену населением до Второй мировой войны>{19}. Завершение в том же году гражданской войны в Ирландии, относительное восстановление равновесия в Германии после оккупации Рура и окончательный переход к новой экономической политике в России после смерти Ленина в 1924 году являлись дальнейшими подтверждениями того, что данный цикл насилия исчерпал себя.
В-третьих, период, начавшийся в 1917 году, был отмечен провозглашением конкурирующих идеологий, сформировавшихся к 1923 году в новых государствах и в системе европейских международных отношений. Истоки этих идеологий также скрывались в далеком прошлом, восходя к 1870-м годам — к десятилетию стремительных культурных, социоэкономических и политических изменений. Переход к новым формам массовой политики, затронувший большую часть Европы и связанный с избирательными реформами 1870-х годов и с возникновением массовых движений, опиравшихся на идеи демократизации, социализма и национализма, надолго изменил европейскую политику и интеллектуальные дискуссии. Революционный социализм и синдикализм бросали вызов парламентской демократии, еще отнюдь не консолидировавшейся в качестве преобладающей формы государства. Новые варианты национализма (иногда с демократическим привкусом, иногда откровенно враждебные к либеральной демократии) стали источником внутренних кризисов в Османской, Романовской и Габсбургской империях, власти которых, в свою очередь, пытались упрочить свой авторитет посредством решительных демонстраций силы как внутри страны, так и за границей.
