— Джованна, скажи мне правду — это ведь не ты?
Я вздрогнула.
— Что?
— Это ведь не ты нас выдала? — его пятерня впивалась в мою кожу властно и требовательно, с силой мяла щёки и подбородок; пьянящие бездонные глаза превратились в сухие колючие угли. — Ольга подозревает тебя. Когда арестовали Эвертов, она хотела тебя застрелить, но Престес не позволил.
— Прекрати… мне больно…
— Полковник сказал, что такой человек как ты способен на всё. Но, кажется, он не верит в твоё предательство.
— А ты веришь?
— Разве ты смогла бы совершить такую низость? — руки Антонио легли на шею: я чувствовала себя так, будто попала в клетку к спящему хищнику — неосторожный шорох, зверь проснётся и тогда…
Я молчала.
— Скажи, что не смогла бы… — его руки одновременно и ласкали, и мучили меня.
— У меня кроме тебя никого нет… — прошептала я, чувствуя, что задыхаюсь. — Если ты меня бросишь… я этого не вынесу…
— Поклянись, что это не ты! — исступлённо заорал он, встряхивая меня за плечи. — Джованна, поклянись, что это не ты!
— Клянусь… — выдавила из себя я.
Его пальцы ослабли, отпустили меня, но в глазах, вцепившихся в лицо мёртвой хваткой, бесновалось, рвалось наружу подозрение.
— Я очень люблю тебя, Джованна… — его губы на мгновение сомкнулись с моими. — Но если нас предала ты — клянусь Богом, я убью тебя!
В дверь постучали. «Антонио, можно тебя на минуту», — услышала я голос Престеса. Антонио тотчас вышел в коридор.
Я подошла к мольберту, сорвала с подрамника тряпку.
…И в ту же секунду оказалась на вершине холма, свидетельницей кровавого языческого жертвоприношения. На первом плане — Престес в чёрных одеждах жреца: его руки, обагрённые кровью, сжимали остро заточенный, украшенный причудливой резьбой обсидиановый нож. Обрамлённое смоляными кудрями бледное лицо — бесстрастная маска унылого и меланхоличного человека — озаряли светившиеся беспощадным, безжалостным блеском глаза. В центре — привязанный к столбу Антонио в набедренной повязке из увядающих зелёных листьев: его грудная клетка вспорота, ещё немного — и кровожадные руки жреца, довершая варварский ритуальный обряд, вырвут из неё дымящееся сердце. Во взгляде умирающего, устремлённом к парившему в небе солнцу, — умиротворение и покой: мученик благодарил за оказанную ему милость быть принесённым в жертву. Расходившиеся веером от огненного диска лучи, походили на волосы женщины, разметавшиеся по подушке после любовных утех, в тёмных пылающих пятнах угадывался орлиный профиль Ольги — божество равнодушно принимало священный дар…
