как две луны, два пустые зрака,
и чьи-то руки в озябшем сердце
ключ повернут и откроют дверцу.
За этой дверцей я прячу душу —
в одну восьмую всемирной суши,
в одну двадцатую океана —
неизлечимую мою рану.
И эти руки души коснутся…
Эх, тут бы взять бы мне и проснуться!
Но снова, снова ползу на брюхе
туда, где склепы – пусты и глухи.
– Ты тоже их знаешь?! – опешил Иона. – Откуда? И знаешь, что́ в конце?
– В конце? – Сам воззрился на Иону, задумчиво шевеля губами. – В каком конце, дружок? Нету у безумия начала, нету у безумия конца. А вот ты задумайся лучше, откуда я эту белиберду знаю.
– Что ты с нами сделаешь? – спросил Иона.
– С кем – с вами? – дёрнул головой Сам.
– Со мной, с Ездрой. Вот только Кундри тебе уже не достать, Сам – тут тебе облом выходит.
– О господи… – покачал головой Сам. – А они-то тут при чём? Ты их породил, ты их и убьёшь. И Кундри – тоже.
– Не понял, – мотнул головой Иона.
– А что тут непонятного, – пожал плечами Сам. – Нет никакого Кундри и Ездры никакой нет. Где они? – Сам шутовски стал озираться по сторонам, заглянул под стол. – Алло, Кундри, Ездра, а ну вылезайте! Вылезайте, сволочи такие, из головы бедного Ионушки!
– Скот, – небрежно бросил Иона. – Ездру оставили там, внизу, на первом этаже. А Кундри – тю-тю! – добавил он с нескрываемым злорадством.
Сам с выражением скуки на лице подпёр голову руками, посидел молча, задумчиво разглядывая Иону.
– Устал я от вас, психи, – произнёс он с неизбывной печалью. – Как вы мне все надоели! Ну не ту я специализацию выбрал, не ту, да. И что, должен теперь мучиться до скончания века? Ведь говорил мне батюшка: не ходи, Володя, в психиатры, не надо, иди в ортопеды, продолжай династию. Не послушал. Возомнил себя чёрт знает кем, Ганнушкиным, Крепелиным, Бехтеревым…
Он нажал кнопку в столе. Дверь открылась, явился главврач и два те же охранника.
Иона с Ездрой сидели в тиши и тьме кладовой, приспособленной под камеру временного содержания.
– Когда я его видел, он был другой, – сказал Ездра после того как Иона описал ему свою аудиенцию.
– Видел? Его же никто и никогда…
– Видел, видел, – хитро улыбнулся Ездра. – Единождый раз, лет пятнадцать тому, ещё до всяких, это, санаториев. Он уже тогда в карательной психиатрии трудился в поте лица своего. Вот и говорю, это, другой он был, не такой, как ты расписал. Ну, да оно и понятно: моложе он тогда был лет на пятнадцать. Бороды, это, не носил, точно помню. Стареет, ирод кочерыжечный, хиреет на непростой государевой службе.
