Они сняли комнату в квартире у вокзала, в старой, закопченной от тепловозного дыма пятиэтажке неподалеку от железнодорожного моста, у подслеповатой старухи, сдававшей посуточно, которую нашли у вокзала среди ошивавшихся там женщин, предлагающих приезжим жилье на час, на сутки, на неделю. Если совесть нечиста и менты на хвосте, иди на курский вокзал, там тебе всегда помогут, из последних сил просипела она со знанием дела, не выходя из роли малолетней преступницы, и действительно, никто не спрашивал их документы, к тому же старуха носила огромные, толщиной с палец очки и при своих минус пятнадцати слушала, а не смотрела телевизор, который к тому же показывал с помехами, но старуха этого даже не замечала, так что и подумать не могла, что похититель и похищенная актриса, а о них говорили в каждом выпуске новостей, живут с ней под одной крышей.
Квартирка была маленькая, с одной комнатой, в которую старуха пускала жильцов, с тесной кухней, где ночевала сама на диване, и совмещенными ванной и туалетом. Ей досталась кровать, неудобная, с продавленной правой половиной, так что спать приходилось на левой, а он устраивался на полу, на матрасе, который по утрам сворачивал в рулон прямо с постельным бельем и убирал в угол, чтобы не мешал. Батареи работали на полную, и, спасаясь от духоты, они открывали окна, а когда, грохоча, проезжали поезда, те стучали форточками, как птицы подрезанными крыльями. Они представились отцом и дочерью, и хотя он знал, что эта роль, которую она, расставшись с образом преступницы, покорно дала надеть на себя, как смирительную рубашку, не делает ее счастливой, напоминая о годах, проведенных под присмотром властных, честолюбивых родителей, не заметивших даже, что у их дочери нет не то что воли, а даже личности, но пока что ему было очень удобно держать ее такой, чтобы хоть как-то обустроить их жизнь и перевести дух после невыносимой прохвостки, какой она была несколько дней назад. Старухе платили каждое утро, за сутки вперед, и первую неделю она радовалась, что не нужно ходить на вокзал в поисках новых жильцов, на вторую неделю стала подозревать неладное, а на третью, мучаясь от любопытства, спросила у него, столкнувшись в дверях ванной-туалета, чего это такой мужчина, с деньгами, что сразу видно даже ей, слепой старухе, живет с дочерью в грязной тесной квартирке, а не снимет себе чего получше. Она мне не дочь, помявшись, сказал он, и ей еще нет восемнадцати, а это, согласно статье сто тридцать четыре федерального закона, карается сроком до четырех лет. Ах, ну тогда понятно, с облегчением вздохнула старуха, которая в общем-то не имела ничего против тех, кто не в ладах с законом, просто не любила недоразумений и недосказанности, так что, получив объяснение, вполне ей понятное, тут же и успокоилась, сразу бы так и сказали, чего скрывать, дело-то житейское.
