Он был в отчаянии, которого не испытывал никогда, даже ничего похожего не мог припомнить на то чувство, которое сжало его в крепких, удушающих объятиях, словно набросившийся со спины убийца, так что хотелось, обмякнув, махнуть рукой, да будь что будет, и отдаться отчаянию целиком, как отдается жертва, у которой нет сил сопротивляться. И в тот момент, когда он уже готов был сдаться, увидел, поначалу не поверив своим глазам, ее, лежащую на обочине дороги, портфель под головой, как подушка, чуть в стороне парик, грязный от пыли и уже не розовый, а серый, а вокруг нее, словно стервятники, какие-то бродяги, которые не решались пока подойти ближе. На бетонном заграждении были наклеены афиши, большей частью старые, прошлогодние, словно время здесь остановилось, и среди них он увидел рекламу ее фильма, жизнь без любви не имеет смысла, какой же красавицей она была, особенно в этом черном бархатном платье с оголенным плечом, а теперь вот лежит на земле, извалявшаяся в пыли, и тонкие, в шишках, ноги вывернуты в разные стороны. Он кинулся к ней, проверил, жива, дышит ли, дыхание было, хоть и слабое, открыл портфель, удостоверившись, что деньги внутри, слава богу, еще одна гора с плеч, и, встряхнув ее, попытался поднять, а бродяги, чуть отступив, продолжали смотреть, гадая, выгорит ли им что-нибудь или не стоит и надеяться. Она почти не могла говорить, была бледной, слабой, пустой, словно жизнь вылилась из нее, как вода из расколотого кувшина, и он, нагнувшись, долго не мог различить, что же она говорила ему, пока, наконец, не расслышал: прости, старичок, в этой жизни каждый за себя. Ну-ну, усмехнулся он, рецидивистка ты моя, обхвати-ка меня за плечи, бедная девочка, у тебя ведь совсем нет сил, и во что только я тебя втянул.
Их портретами были оклеены все фонарные столбы и доски объявлений, еще бы, больной раком, почти обреченный, какой-то безработный или что-то вроде этого, похитил знаменитую актрису, умирающую от лимфомы в самом расцвете лет, и полиция не может найти никаких следов, так что даже министру внутренних дел пришлось выступить в новостях, извинившись перед телезрителями за плохую работу подчиненных. Ее фотография, старая, снятая еще до болезни модным фотографом, вновь появилась на обложке журнала, его фотография, и где только репортеры достали этот портрет, он и не похож там на самого себя, украшала криминальную хронику, а театр, поставивший пьесу, неплохо нажился на скандале с сорванной премьерой, и режиссер надеялся, что вся эта история протянет еще хотя бы полгода, а потом, когда интерес к постановке, и так неплохой, начнет сходить на нет, вот тогда уже актриса может найтись, живой или не живой, скорее второе, все равно это неизбежно, подарив спектаклю второе рождение, и нет ничего циничного в таких мыслях, тем более что все в театре думали так же, только не решались высказываться вслух, а режиссер был человеком прямым и говорил как думал.
