Так убеждая себя Ремезов снова вернуться на Алтай, в районную больницу, так противился он искушению.
- Что-нибудь надумал? - заподозрив неладное, вторгся в его мысли Игорь Козьмич..
- Игорь! - изумился; Ремезов, - Твои аспиранты и компьютеры не смогли додуматься… а ты требуешь, чтобы я за десять минут все решил…
- Это твоя работа, Витя, - пожал плечами Игорь Козьмич. - Иногда от начала дороги ее конец виднее, чем с середины, из леса… Тебе хватит этой информации?
И вдруг Ремезов как очнулся:
- Игорь! Мне нужно собрать новый материал… На месте. Самому. Мне нужно в Лемехово!
Игорь Козьмич опешил:
- При чем тут Лемехово?
В свой черед опешил Ремезов:
- А где же этот твой филиал?
- Ну не в самом же Лемехове, - обиженно проговорил Игорь Козьмич - и задумался.
Несколько мгновений он отсутствующе глядел на экран, и Ремезов по его виду заметил, что однофамилец привык быстро и энергично принимать крупномасштабные решения.
- Хорошо, - ожил Игорь Козьмич и бросил взгляд па часы. - В пять нам подадут машину.
Третья дорога за сутки снова потянула на дремоту. Ремезов отвык от компьютеров и мягких асфальтовых дорог. Не бодрила сейчас даже дорога к Лемехову… Но Ремезов вдруг поймал острый, короткий взгляд Игоря Козьмича - и встрепенулся, заерзал на сиденье. Мимо стремительно неслись родные косогоры, заросшие тонкими золотистыми соснами…
Машина остановилась внезапно.
- Приехали, - сказал Игорь Козьмич и вышел.
Ремезов торопливо выскочил следом; вдохнул северного воздуха - и, успокоившись, улыбнулся.
Вечер был ясным. Высокая лазурь неба сияла холодным сумеречным светом, но тепло еще спускалось с косогора, с сухих до хруста ковров палой хвои, от теплых темных валунов, от стволов, нагретых солнцем и внутренним током живой смолы.
- Узнаешь? - коротко спросил Игорь Козьмич. - Горелая Сечь.
Ремезов оторопел и завертелся весь по сторонам, словно теряя равновесие.
- Где Горелая Сечь? - в растерянности пробормотал он, чувствуя, что заблудился.
- Тут, где стоим, - как-то нервно кивнув, ответил Игорь Козьмич. - Новая дорога. Без тебя строили.
И Ремезов понял, что новое, еще темно-бархатное, четырехрядное шоссе уложили по Горелой Сечи - и эта пластическая операция сделала знакомое место совершенно чужим.
Сюда, за семь километров от дома, они летом бегали ночевать в древних, полуразвалившихся конюшнях. Здесь бывало страшно - скрипело, дрожало без ветра, крыши и ворота, случалось, в тихие лунные ночи ходили ходуном… Теперь конюшен не было, исчез заброшенный еще в пятидесятые годы выстроенный когда-то лагерниками поселок… И Ремезов, спустившись взглядом с небес и косогоров, увидел наконец, что появилось здесь взамен…
