— Это не перелом. Иначе бы тут такой крик стоял… Сильный ушиб.
Компресс, успокаивающее. Сознание не терял? Нет? Два дня — и на выписку. Следующий? …И тут им принесли обед. Прямо в палату. Валерка совсем не мог действовать правой рукой, левой держать ложку было неловко, неудобно, но так сильно хотелось есть, что все неудобства забылись. … А через два дня он снова был в своей части, где в их отсутствие вечными дневальными были те, кто не поехал на стрельбище. И оружие уже было почищено, и получены дополнительные комплекты обмундирования взамен испорченного.
— Ну, что, мужики, — сказал вечером, когда погас свет в штабных окнах и закрыли двери на замок, старший сержант Павлов. — За ваш второй день рождения. Он сам разлил водку, и первый поднял жестяную кружку.
— Повезло вам, пацаны, повезло. Сходите потом, на машину в гараже посмотрите… Еще три дня, как прописал доктор, Валерка бездельничал, сидя перед телевизором в Ленинской комнате или с книжкой в библиотеке.
Вечерами, когда офицеры уже разъезжались по домам, он выходил на улицу и ходил по городку, вдыхая воздух, пахнущий маслом и гуталином, смотрел, как «дрессируют» молодых на плацу, заходил в гараж и раз за разом смотрел на грузовик, кузов которого был стерт и выкрошен чуть не в опилки от того удара, прикидывал, где сидел, как летел, как все вышло… Но пришлось все-таки возвращаться к своим прямым обязанностям.
Утром в понедельник он зашел в секретную часть, где числился, радостно поздоровался с машинисткой Ниной, веселой худенькой («О-о-ой, что это у вас за нитки сзади болтаются?»- шутили над ней офицеры. «А-а-а-а! Да это же ноги!») девчонкой чуть-чуть постарше его, с которой неоднократно играли в гляделки, подмигивая и переглядываясь за спиной начальства.
— Ты? Почему — ты? — только и спросила ломким, вдруг ставшим тонким, как детский, голосом она, толкая его ладонью в грудь. — Как это? Ты — здесь, а Юра… Почему ты, а не он? Почему ты — здесь? Она резко повернулась и выбежала из кабинета мимо ошарашенного и даже обиженного Валерки. И больше уже не возвращалась. Увольнение оформили «заочно». Воробей после долгого судебного разбирательства «сел» на семь лет. Женщине, ведшей трамвай, дали два года условно. Прапорщика похоронили на новом кладбище, с военным оркестром и тремя залпами в воздух. А Юрку увезли к родителям в оцинкованном гробу. …Еще через несколько лет почти все участники событий забыли дату, которую раньше называли «вторым днем рождения»…
