Командира нет. Командир давно уже дома. Сержанты пытаются справиться с толпой, одетой в шинели, самостоятельно. А как еще сплотить армейский коллектив, как не строевой подготовкой?
— Песню, мать вашу! Воробьев, за-пе-вай! — это он опять надрывается. Еще три шага, и Воробей унылым голосом начинает, а все так же уныло подхватывают:
— Но только крепче выходила из огня Суровая обветренная Русь, Ну, как ты обходилась без меня, А я вот без тебя не обойдусь… Пауза на вдох, еще три шага, и опять:
— Но только крепче выходила из огня Суровая обветренная Русь, Ну, как ты обходилась без меня, А я вот без тебя не обойдусь… Этого куплета хватает на узкую сторону плаца. Если мы идем по длинной стороне, то ноем его два раза. Не отлынивает никто.
«Старички» орут с «молодыми» вместе. Это со стороны, возможно, кажемся мы толпой и хреновым подразделением. На самом деле, мы давно спаяны внутренней дисциплиной, на самом деле мы давно привыкли к тому, что один — за всех, а все — за одного. И если сегодня сержанты гоняют взвод, то — весь взвод. Но это не значит, что кто-то сможет заставить нас «держать ножку», чеканить шаг или петь настоящую строевую песню. Унылое нытье становится тише, слышно шарканье ног по расчищенному асфальту. Никто и не думает поднимать ноги. Цель — доказать командирам, что все должно быть в меру.
— Взвод, сук-ки, песню!
— Но только крепче выходила из огня Суровая обветренная Русь, Ну, как ты обходилась без меня, А я вот без тебя не обойдусь… Воротники шинелей подняты, спины сгорблены, ушанки напялены на самые брови. Те, кто стоит в середине, уже и руки засунули в карманы.
— Стой, раз-два! Что, суки, не поняли? Будем ходить до утра! А утром — по распорядку, мать вашу! Откуда-то из темноты, из строя раздается отчетливо:
— Нас ебут, а мы крепчаем!
— Что-о-о-о-о? Кто сказал? Кто сказал, спрашиваю? Напра-а-а-а-во!
С места, с песней, шагом-м-м — марш!
— Но только крепче выходила из огня Суровая обветренная Русь, Ну, как ты обходилась без меня, А я вот без тебя не обойдусь… И еще раз. И еще, и еще. Мы готовы ходить до утра. Сержанты ходят вместе с нами. Им тоже холодно. Они растеряны. Они не знают, как отступить, но не дать нам выиграть эту маленькую схватку.
Их спасает дежурный по части:
— Старший сержант Павлов!
— Я! — (вернее, не просто звук «я», а так, с напряжением всех связок, с усилием, выталкивая гласные из самой глубины организма:
«й-я-а!»).
— Ко мне! И вполголоса подбежавшему старшому:
