Сегодняшняя Германия иногда напоминает безалкогольное пиво: и название, и цвет, и вкус, и температура те же, только национальная душа отсутствует.
Немецкого народа в обычном понимании этого слова фактически больше не видно. Есть население страны, еще говорящее по-немецки и все больше убежденное в том, что язык — это главный и достаточный признак национальности. (Отсюда отношение к российским немцам: не знают сегодняшний язык сегодняшнего немецкого населения Германии — значит не немцы). Есть даже новые разновидности немцев: немцы турецкого происхождения, немцы албанского, еврейского, вьетнамского происхождения. (Нет только немцев немецкого происхождения из России — они прочно "русские"). Не граждане Германии турецкой, албанской, еврейской и т. д. национальности, а немцы такого-то происхождения. Интересно, встречались ли такие этнические разновидности "наоборот" — турки немецкого происхождения, евреи или албанцы немецкого происхождения?..
Демонстративно скептическое, даже высокомерно-негативное отношение ко всему своему национальному, немецкому считается, видимо, признаком преодоленности связей с нацистским прошлым страны. Цитированное выше высказывание лидера социал-демократов Оскара Лафонтена о том, что ему милее один эфиоп, чем два российских немца — из того же ряда.
Национальный вопрос для немцев Германии практически не существует, как для граждан любой мононациональной страны. Тем более им непонятен чужой национальный вопрос. Они признают еще проблему гастарбайтеров, но это для них не столько национальная проблема, сколько проблема терпимости к прислуге. Хотя для стареющей Германии она — предвестник проблемы нации, проблемы будущего государства: если хозяин не в состоянии сам содержать в порядке свой дом, то владеть им в конце концов будут слуги.
Германию отучили говорить о том, что свое, национальное, немецкое лучше; хотя более высокие цены на товары германского производства еще напоминают о наличии внутреннего самоуважения, все больше ее граждан предпочитают ненемецкие рестораны, супругов, имена.
Германию отучили от уверенности в праве действовать, исходя из своих национальных интересов; ее приучили к обязательности того, что ей "порекомендуют" — даже если это будет участие в коллективной бомбардировке беззащитного суверенного государства или прием беженцев к лучшей жизни со всех концов света.
Германию отучили обвинять других, ее приучили безропотно выносить обвинения во всех грехах прошлого и настоящего — ото всех, кому это заблагорассудится. И ее приучили платить — за все, в чем ее адвокаты оказались менее изощренными, чем чужие.
