На некоторое время за столом наступила тишина. Дегустировали ром.
— Действительно, очень приятный напиток, — сказал кто-то.
— А хорошо, Снегирев, в друзьях миллионеров иметь? — вопрос справа.
— Ничего, скоро мы их подвальчики распотрошим.
Дубцов посмотрел на Олю и, встретившись с ее взглядом, заметил тихо:
— Это что-то новое. Какие-то новые настроения. Я эту публику хорошо знаю. Половина из них еще недавно была за демократию и рынок.
— Вы что, верите в эти глупые слова? — спросила Оля. — Демократия, рынок. Ведь все, что происходит, носит иные названия: развал, разлад, разгул, разврат…
— Вы поэтесса? — осведомился вежливо Дубцов.
— С чего вы взяли?
— Говорите стихами.
— Неправда. Случайно получилось немного в рифму.
Скоро компания опьянела до свинячьего состояния. Загрохотала музыка. Танцевали все. Но по-разному. Генерал, несмотря на бешеные ритмы, танцевал медленно, томно обняв свою томную же даму за талию. Лебедев с Демократом танцевали что-то среднее между «Яблочком» и твистом. Обе шлюхи вытанцовывали с Вадиком, и этот танец был бесстыдным и порочным. Клава танцевала с Дорианом Ивановичем, а Оля с Дубцовым. Мужчина, надо отдать ему должное, очень красиво двигался. А Оля впервые за много месяцев расслабилась. Ее измученные тело и душа нашли состояние покоя в этих ритмах.
И тут зазвучала гитара.
— Свет, выключите свет! — крикнула Клава. — Для гитары нужен полумрак.
Свет выключили, но свечки никак не могли найти. В темноте взвизгнула какая-то из дам.
— Молодой человек, вы перепутали, — раздался бархатный голос генерала.
— Пардон, пардон, пардон, — послышалось в ответ, и грянул хохот.
Оля чувствовала рядом с собой тяжелое после танцев дыхание мужчин. Ближе всех к ней сидел Дубцов, но он не делал никаких попыток приставать к Оле.
— Пока эти свечи найдут, забеременеть успеешь, — сказала одна из шлюх.
— Небось, Вадик там орудует, — откликнулся мужской голос. — Ты его бутылкой по голове.
— Жалко, — ответил тот же женский голос.
Постепенно вырисовывались фигуры сидевших, и кто-то предложил:
— Давайте вообще свет не включать.
— Женщин и комнат для этого маловато, — резонно возразили ему.
Наконец Клава принесла свечи, и зазвучала песня:
Таганка — все ночи полные огня.
Таганка — зачем сгубила ты меня.
На глаза Оли навернулись слезы. Потом они хлынули ручьем, и она ничего не могла поделать с собой. Это был очередной приступ сентиментальности. А за ним должен был последовать приступ ярости. Но пока Оля блаженно плакала.
