— Иван Дмитриевич, — говорит профессор. — По-моему, ты должен признать, что вел себя не так, как надо. Нужно извиниться перед студентом.
— В самом деле, — басом отвечает Бобров, — наверно, я хватил через край. Но извиняться?
Нет, он не собирается просить прощения ни у кого, даже под угрозой тюрьмы. Тот студент получил по заслугам.
— Ты тоже получишь по заслугам! — говорит Рахиль и ускоряет шаг.
Но как вытягивается лицо Степана Борисовича! Все его труды по наведению мостов и заключению мира пошли прахом! Наверное, и в самом деле есть некоторая разница между законами механики и тайнами страдающей души! В самом деле, была ли когда-нибудь у Степана Борисовича возможность окунуться в водоворот бурлящей жизни, почувствовать силу страстей человеческих, лицезреть столкновение темных сил, до поры до времени дремлющих в сердце, но всегда готовых выплеснуть наружу кипящую лаву, сметающую на своем пути слабые путы рассудка?
Рахиль и Вениамин спускаются по дороге в сторону реки. Меркнет на западе беспорядочная кутерьма закатных цветов. Проступают на небе звезды — чудеса и знаки Господни. Как по команде, прекращается комариный писк, и откуда-то издали доносится треск первой цикады. Пуст и безмолвен речной берег — даже мальчишки и утки разошлись по домам.
— Твоя Лида спит с Бобровым, — сердито произносит Рахиль.
Вениамин смотрит на нее и вдруг что-то побуждает его обнять женщину за плечи. Не сговариваясь, они сворачивают с дороги, выходят на берег реки, раздеваются и входят в воду в слабом меркнущем свете. Но вот гаснет и он, на реку и берега опускается вечер, и глубокая тьма покрывает поля, и дорогу, и безлюдный речной пляж. Но Рахили и Вениамину уже нет дела до всего этого. В ту ночь снова стали эти двое единым целым, в счастье и трепете, во всем том, что снится потом человеку всю жизнь на холодном ложе одиночества.
Пора отъездов в разгаре. Уже уехали из Вельбовки семьи Эйдельман и Бобровых. Каждый день садятся дачники в вагоны проходящих через Гадяч поездов, и билеты достаются с трудом.
Но как так получилось, что Клава оставила раненого и избитого Соломона и уехала с Бобровым в Ленинград? Удивительны дороги жизни! Возможно ли это: после столь бурных событий, после такой любви и такой драки взять на руки Сереженьку и тихо-мирно уехать домой с мужем? Неужели эта история была не более чем пустым дачным романом?
Боброву опостылела Вельбовка, хоть и не закончился еще его отпуск. Уж лучше провести остаток свободных дней в Сестрорецке, на берегу Финского залива.
