– Забудем об этом.
– Ни в коем случае! Две драки за два дня так легко не забываются.
– Если не считать убежавшей лошади.
– То есть?..
– Понимаете, – сказал я, – я бы еще мог поверить, что не запер денник – в первый раз за восемнадцать лет работы. Но не в то, что лошадь могла снять попону, расстегнув пряжки.
– Вы говорили, что в попоне он был бы заметнее…
– Да.
– Вы хотите сказать, что кто-то снял с него попону и выпустил перед моей машиной, чтобы устроить аварию?
– Чтобы покалечить лошадь, – сказал я. – Или даже убить. Если бы не ваша молниеносная реакция, у меня были бы очень крупные неприятности.
– Потому что вас привлекли бы к ответственности за то, что ваша лошадь вызвала аварию?
– Нет. Если на этот счет и есть какой-то закон, мне бы все равно ничего не грозило. За сбежавших животных никто не отвечает, все равно как за упавшее дерево. Дело не в этом. Страховка на лошадь была оформлена таким образом, что, если бы конь покалечился, но не погиб, я потерял бы семьдесят тысяч фунтов. Не хотел бы я вновь попасть в такую передрягу!
– А у вас есть семьдесят тысяч фунтов?
– Ага. И шесть замков в Испании.
– Но… – Софи наморщила лоб. – Но ведь это значит, что тот, кто выпустил лошадь, хотел нанести ущерб лично вам. Не Керри Сэндерс, не Бреветтам, а именно вам.
– Угу.
– Но почему?
– Не знаю.
– Но ведь какие-то соображения на этот счет у вас имеются?
Я покачал головой:
– Насколько я знаю, я никому не сделал ничего плохого. Последние два дня я почти ни о чем другом и не думал, но мне не приходит на ум ни один человек, который мог бы достаточно сильно ненавидеть меня, чтобы сотворить такое. Это ж сколько возни!
– А есть такие, кто ненавидит вас недостаточно сильно?
– О, таких небось десятки! Они же размножаются, как сорняки!
Она снова поморщилась.
– Врагов можно нажить везде, – мягко сказал я. – В любом коллективе. В школе, в офисе, в монастыре, на аукционе – всюду кипят мелкие страсти и обиды.
– Только не у нас в диспетчерской.
– Че, серьезно?
– Вы циник.
– Я реалист. Так как насчет брака?
Она, улыбаясь, покачала головой, показывая, что все еще считает мое предложение шуткой, и в двадцатый раз коснулась золотого самолетика на тонкой цепочке.
– Расскажите мне о нем, – попросил я.
Глаза ее расширились.
– Как вы догадались?..
– Самолетик. Вы его явно носите не просто так.
Она посмотрела на свою руку и осознала, что то и дело дотрагивается до своего талисмана.
– Я… Он умер.
Она резко встала и унесла кофейник на кухню. Я тоже встал. Она вернулась почти сразу. Лицо у нее было спокойное и дружелюбное. Она жестом предложила мне сесть, и мы расселись, как раньше: я на диване, а она в кресле. На диване было полно места, но просить ее сесть рядом со мной не стоило – она еще к этому не готова.
