— Ну что вы за человек, профессор? — раздражённо спросил он. — Никакой от вас пользы, кроме вреда! Пристрелить вас что ли?
Доведённый до отчаяния научник неожиданно закричал в ответ тонким, срывающимся голосом:
— Давайте! Стреляйте! Ну, что же вы — стреляйте! Только о портале тогда можете забыть! — и вздёрнул гордо голову, как пленный партизан, только очки в свете фонарей блеснули.
— Посмотрите на него, — засмеялся полковник, — прямо Зоя Космодемьянская с плаката! Твоё блядское счастье, что ты нам ещё нужен!
Подхватив с земли железный ящик, как будто тот ничего не весил, полковник скомандовал:
— Кирпич — остаёшься на месте, стережёшь пленного и профа, Гилаев — пойдёшь со мной. Не скучайте, мы скоро вернёмся!
От его людоедской улыбки Олега передёрнуло.
Молчаливый сержант усадил священника и профессора на уличной скамейке — отдыхать, а сам встал за их спиной, равнодушно обводя взглядом тёмную улицу. Казалось, он может так стоять сутками, как боевой робот, без усталости и сомнений. Автомат в его ручищах казался детской игрушкой. Поскольку в смысле беседы он выглядел явно бесперспективно, то Олег решил заговорить с научником:
— Профессор?
— Андрей Васильевич, — мрачно поправил тот.
— Извините, Андрей Васильевич, что здесь происходит? Кто эти люди?
— Простите, уважаемый, не помню, как вас…
— Олег.
— Олег, да. Простите, но я не могу вам ничего сказать — полковник убьёт сначала меня, а потом вас. Или наоборот. И это отнюдь не фигура речи — поверьте, это очень, очень опасные и безжалостные люди, и вам сильно не повезло попасть к ним в руки.
— Это я уже понял, — пожал плечами Олег, — но кто они?
— Вам лучше не знать, поверьте. Чем меньше вы знаете, тем больше ваши шансы выжить.
— А вы думаете, они у меня есть?
— Кто знает? Я и за себя не могу поручиться в данных обстоятельствах…
На этом разговор увял. Олега ещё слегка подташнивало, но стало полегче, да и голова почти перестала кружиться. Вот разве что холод стал основательно пробирать взмокшее от непривычных нагрузок тело. Вокруг было темно, и только подствольный фонарь на автомате сержанта периодически пробегал лучом вдоль улицы. Однако через некоторое время Олег почувствовал чьё-то внимание. Ощущение было на удивление явственным, как будто чужой взгляд обладал ощутимым весом. Священник подумал, что от темноты и стрессов у него то ли обострилось до невозможности восприятие, то ли появилась склонность к галлюцинациям… Впрочем, кажется, Кирпич тоже что-то почувствовал — он погасил фонарь и быстрым движением переместился к афишной тумбе, сосредоточено вглядываясь в темноту и застыл там, не издавая ни звука. Ощущение чужого взгляда ослабло, но не исчезло совсем. Олегу казалось, что за ними кто-то пристально наблюдает — без дурных намерений, скорее, с интересом. Ему даже померещилось движение на крыше ближней пятиэтажки — смутный силуэт на фоне звёздного неба, — но, вполне возможно, это было от усталости глаз. В любом случае, кричать: «Вон он, ату его!» священник не собирался — была смутная надежда, что Артём и Борух уже обнаружили его отсутствие и пустились на розыски.
