История восьмая. Я подарю тебе блоху
У Евдокии атласная голова, шелковые уши, кожаный нос, бархатная спина, замшевые бока, мохеровое пузо, фетровые ноги и суконный хвост.
Мне больше нравятся шелк и мохер. Дуся же любит в себе всё, но больше всего внимания уделяет сукну, где содержит пару породистых и резвых, как арабские скакуны, блох. Содержит не из пренебрежения к гигиене, а из чистого интереса, как хобби, которым можно заняться на досуге.
Время от времени я произвожу дезинфекцию хвоста, и Дуся остается без хобби. Тогда она идет к воротам, о чем-то там шепчется с аборигенами, и возвращается в дом с приобретением — порцией тощих и злых блох с зубами, как у саблезубого тигра.
Теперь, вернувшись с прогулки, плотно пообедав и завалившись к печке под горячий бок, Евдокия проводит изыскания в многострадальном хвосте. Она вгрызается в него столь яростно и жадно, как если бы это был не хвост, а початок вареной кукурузы, до которой, кстати, Дуся большая охотница. Блохи гоняются хищными зубами из одного конца хвоста в другой, и обратно. Дистанция забега, нужно сказать, довольно приличная, не всякая блоха выдерживает заданный охотницей темп, и тогда Евдокия победно кричит «есть!». И, закатив глаза, что-то там, внутри себя, долго и тщательно пережевывает. Сельские блохи столь жестки и костлявы, что я переживаю, как бы Дуся не подавилась остроугольной блошиной коленкой или многочисленными ребрами.
— Может, ну их, этих блох, а, Дусь? — спрашиваю я. — Грызла ты себе куриные лапы, и дальше бы грызла. А хочешь, я тебе косточек говяжьих куплю? А блох, вон, Шарику соседскому отдадим. У него их такая коллекция, что ему все равно — десятком больше, десятком меньше.
Евдокия от возмущения поперхнулась блохой.
— Тогда давай отдадим Шарику и твой компьютер, пусть сидит в этом твоем фэс… фук…бук… а ты будешь общаться на лавочке, за воротами, с теткой Марией и проходящими мимо тетками. И вообще, дались тебе мои блохи, что ты к ним привязалась?
Тут Евдокию осенило:
— Да ты просто завидуешь! А хочешь, я подарю тебе блоху? Мне не жалко, честное слово.
— Спасибо, Дуся — говорю я — но мне негде ее поселить, хвоста-то у меня нет.
Евдокия смотрит на меня оценивающее, я так понимаю, представляет меня с хвостом. Видимо, получается не очень, потому что Дуся смеется и снисходительно говорит:
— Да ты не расстраивайся, без хвоста тоже можно жить. Хотя с хвостом, конечно, лучше.
