— Нет, в нашем детективе такой закономерности не прослеживается.
— Что значит — не прослеживается? Язык у тебя, извини, официально-канцелярский. Вчера вроде нормально разговаривал. Не надо размазывать сюжет по тарелке и отступать от законов жанра! Что ни говори, а преступность — социальна! Это аксиома.
Он кивнул.
— И всё? — спросила она, заёрзав по сиденью.
— Всё.
— Фи.
С минуту они молчали.
— Ну, её хоть посадили? Расскажи. Что она там кричала в суде, на последнем слове и так далее.
Мужчина помолчал, ответил с неохотой:
— Это уже не важно. Game over.
Женщина живо откликнулась:
— Финита ля комедия! Мне так больше нравится.
— Можно и так.
— Н-да, — нелюбительница детективов разочарованно вздохнула, — проза. Тебя хоть наградили?
— А то!
— Деньгами или просто… медаль?
— Просто медаль.
Она повторила, опять с сожалением:
— Проза. Достоевский. Никакой не детектив.
— Но в целом ведь еступление раскрыто. Конец. ам. была под следствием. за е дочку. тик совсем не «чувствуется». драчунапо законам жанра, — вяло парировал мужчина. — Ожидаемое направление, неожиданный поворот, зигзаг…
— Ну да, конечно. Но выходит, что по законам не всегда интересно. Отсюда и появляются… всякие субкультуры. Со шпагами и шампурами.
Она рассмеялась и потрепала его за щеку. И выходя, забыла на багажной полке теннисную шапочку с флагом революционной страны.
В свой последний тунисский вечер он вышел из отеля и долго шел по знойной улице. И вот, на окраине города, на пустыре, нашел то, что искал. Непроходимая изгородь из кактуса, гигантского, безобразного, с огромными ушами, носами, шишками. Вот куст — притихший дракон, где-то притаились злые глаза, замаскировались под колючками, облепленными сором, — это чудище сейчас вздрогнет, заскрипит, и двинется на незваного гостя гибельным ползком.
Он нашёл, высмотрел в колючках спелый плод — красное яйцо, размером с куриное, всё в мелких иголках.
Протянул руку. Укололся, отдёрнул ладонь. Еще попытки, царапался, обжигался…
…Он крадет яйцо.
Кактус, вернее, уже само кактусовое яйцо, отделенное от колючего монстра, само по себе строптивое и злое, награждает вора несколькими противными, невидимыми занозами, прежде чем быть укутанным в пергамент.
А в номере, «вор», срезав мерзкую кожицу, ест добытый африканский плод, воплощение фараонов, сфинксов, пирамид, Сахары, Карфагена, Италии, Франции, солончаков, фиников и оливкового масла, запивая русской водкой. Семечки, маленькие, похожие на семена томата и, наверное, на яйца бабочки тутового шелкопряда, сплевывал на салфетку.
