Лицо Татьяны Алексеевны было настолько высохшим, что мне в голову сразу стали лезть неприличные сравнения, ну типа мумии или что-то вроде того. Пальцы рук тоже казались какими-то неестественно длинными. Чтобы не искать нужных слов, которые в этом случае могут показаться неуместными, скажу так: вы видели, как обычно в комиксах рисуют старуху-смерть? Вот свекровь бабы Фроси. На стене у кровати висел какой-то плюшевый ковёр с изображением картины «Три богатыря». Это мне показалось смешным, и я, несмотря на то что у меня дрожали коленки, чуть не прыснул в кулак, но сдержался и вместо усмешки кашлянул. «Нашли что повесить, – подумал я, – ещё бы борцов сумо нарисовали». Татьяна Алексеевна медленно открыла глаза и так же медленно повернула голову в мою сторону.
– Мишечка, мальчик мой, здравствуй.
Я от неожиданности словно онемел: хочу сказать слова приветствия и не могу. Справившись наконец со смятением, я выдавил:
– Здравствуйте, бабушка… э… бабушка… Татьяна Алексеевна.
Старушка молчала довольно долго, прежде чем заговорила снова:
– Миш, что ж ты меня по батюшке-то кличешь? Забыл, родной, как дразнил меня бабкой Танькой? Эт сколько ж тебе годков-то?
– Пятнадцать скоро, – ответила вместо меня баба Фрося.
– Фрось, включи свет поярче, хочу получше разглядеть…
Фрося щёлкнула выключателем, под потолком ярко вспыхнула люстра. Я аж глаза зажмурил. Татьяна Алексеевна обратилась ко мне:
– Сынок, подойди поближе, не бойся ты меня. Страшная я? На смерть похожа?
Я вздрогнул. Сам только что подумал об этом. Для наблюдающего это как-то естественно, что ли. А когда человек сам себя сравнивает со смертью – это страшно, признаюсь вам. Я вплотную приблизился к кровати больной. Старушка протянула ко мне ладонь и прикоснулась к моей руке. Вот не знаю почему, но страх не покидал меня. Такое впечатление, что тебя приглашают проследовать в могилу. Может, я, конечно, глупости сейчас пишу, однако описываю то, что со мной происходило. Не думаю, что вам нужны в данном случае мои приукрашивания и выдумки.
– Фрось! Фросенька! – позвала Татьяна Алексеевна.
– Я здесь, мама! – ответила баба Фрося.
Ещё одна неожиданность, которая поразила меня. Баба Фрося назвала старушку мамой, и, вы знаете, сразу что-то изменилось, то есть страх мгновенно исчез, пропала дрожь в коленках. Даже запах изменился, и растаяло ощущение того, что мы находимся где-то в сыром погребе. Я стиснул зубы, стараясь изо всех сил сдержать слёзы. Да не тут-то было! Не знаю, кем нужно быть, чтобы в такой ситуации не «замокриться». Две старые женщины, одна при смерти, и вдруг раздаётся «мама». Я вам говорил, что иногда балуюсь стишками? Сделаем паузу? Вот что я однажды сочинил о маме.
