Школа… Завтра идти в школу… Худощавое лицо Сереги напряглось, глаз — в темном полукружье синяка — неподвижно замер. Что же придумать? О лестнице он уже раньше говорил. О чердаке?.. А если просто сказать, что во дворе подрался? Хотя и про это, кажется, врал… Ничего, можно еще раз…
А внизу, у баскетбольного щита, все кричали и носились ребята. В окно светило солнышко, перед самым стеклом качалась тонкая веточка клена с золочеными резными листьями. Сереге захотелось подразнить ребят солнечным зайчиком, но не решился. Ему сделалось очень грустно — даже такой малости не может себе позволить. Избитый, оскорбленный, униженный. За что?.. Он отвернулся от окна и со злостью посмотрел на закрытую дверь в комнату. «Обожди, вот подрасту — тогда не ударишь! Побоишься! И маму обижать не дам…»
Ах, как не вовремя отвернулся он от окна! Просмотрел самое главное. В последнюю секунду успел заметить лишь высокую Сабину, очкарика Юру и вроде бы клетчатая рубашка кого-то из братьев-близнецов мелькнула… Может быть, там еще кто-нибудь был? Ветка клена помешала, закрыла. Серега похолодел от страха. Ребята из школы! Почему они здесь? Куда идут?.. Он вскочил на подоконник, чтобы выглянуть в форточку, и тут же на полу что-то со звоном разбилось. Чашка! Он испуганно отдернул ногу, и только хуже сделал — на полу разлетелись осколки второй чашки. С треском распахнулась дверь, метнулось искривленное гневом лицо, большая и цепкая рука крепко схватила Серегу за шиворот, сбросила с подоконника.
Крики и ругань отца, удары по спине, боль в сдавленном плече — все это не в состоянии было заглушить того первого страха, вызванного появлением ребят из его класса. Куда они шли? Неужели сюда, к нему?..
Стук в дверь был совсем негромкий. Но Серега сразу услышал его. Так и есть — они! Вот уже мать тенью скользнула к двери. А отец еще не слышал.
— Щенок! — шипел он сыну в лицо. — Добра не жалеешь! Одно баловство на уме…
И лишь когда в передней щелкнул замок и донесся незнакомый девчоночий голос, Иван Алексеевич отпустил плечо сына и вышел из кухни. А Серега остался — жалкий, насмерть перепуганный, с разинутым ртом, весь превратившийся в слух.
На лестничной площадке перед раскрытой дверью толпилась группа смущенных мальчишек и девчонок.
— Кто такие? — отстранив жену, с раздражением спросил Иван Алексеевич.
— Здравствуйте. Мы из школы. Учимся вместе с вашим сыном, — дрожащим голосом сказала звеньевая.
— А чего надо?
На отечном, небритом лице стоявшего перед ними человека было написано такое недружелюбие, что у Вали Галкиной едва хватило смелости тоненько пискнуть:
