Холоп августейшего демократа | страница 53



Бубницкий хотел было что-то сказать, но его остановил Тангай-Бек, человек до того замордованный своим гаремом, что на женскую половину человечества вне стен своего дома глядевший не только без вожделения, но и с явно выраженным безразличием.

— Пусть её тело будет как поминальная свеча нашей скорби.

— Минуточку, господа, — вмешался в разговор Енох. — Что всё это значит? Вы что это меня хоронить собрались, что ли?

— Ну, зачем же так, любезнейший ты наш коллега, — полез к нему с пьяным поцелуем Тангай-Бек, — не дураки у нас здесь по округе рыскают, зачем тебя убивать, за тебя выкуп хороший можно получить или продать куда, а ты сразу — убивать, убивать.

После этих слов Еноху, надо признаться, не совсем хорошо сделалось и ехать, если честно, как-то расхотелось, но отменить поездку было невозможно — труса он никогда не праздновал, так уж будь что будет.

— Енох Минович, ты не огорчайся, ежели тебя зацапают хакосы, говори, что ты мой друг, — заметив смущение Понт-

Колотийского, хлопнул его по плечу Бек, — и, считай, прилич­ный приём тебе обеспечен.

— А если люди Макуты-Бея, отдайте-с вот это рекоменда­тельное письмо-с, — протягивая клочок бумаги, как бы извиня­ясь, сказал Юнус Маодзедунович, — в его бандах много людей из наших уделов, даже родня моя кое-какая имеется.

— Командир! Какого хрена мы здесь торчим? Луна уже ско­ро на закат упрёт!

Высокое собрание вместе со «скорбной свечой» повернулось к входу. На пороге стояла Эрмитадора Гопс в полуоткрытом, облегающем её недурную фигуру камуфляжном комбинезоне, с помповым ружьём в руках.

Все, включая саму Гопс, дружно заржали и, прихватив бу­тылки, подались вон. После недолгих посошковых чарок нако­нец тронулись в путь.

Улицы уснувшей столицы окуёма жили своей ночной жиз­нью и, чтобы её описать, надо было на этих улицах родиться, прожить и состариться, хотя до старости уличные обитатели ночи доживают редко. Объезжая спящих прямо на проезжей ча­сти верблюдов и их погонщиков, местами отбиваясь от подвы­пивших, с явно пустыми карманами и желудками жриц свободы, «экипаж машины боевой» без особых приключений выбрался из города и, уладив все формальности со стражами городских врат, беззаботно затрясся по укатанной лунным светом дороге.

Пока Енох и Гопс с диким сопением и другими замыслова­тыми звуками удовлетворяли друг друга на заднем сиденье, Бе­рия с тоской думал о своей незавидной доле господского водилы. И куда ты не поверни эту долю, всё в ней было как-то не так, оттого тяжёлая зависть всплывала в душе его, как дохлая и воню­чая рыбина. Вечно недовольного всем и вся, его грела, пожалуй, только одна мысль — он до точности знал, чем закончится их сегодняшняя езда. Берию беспокоило одно: каким ещё бандитам городские стражники продали информацию об их безрассудстве. Поэтому, проехав километров сто пятьдесят относительно спо­койного пути и только раза два стрельнув по какой-то придорож­ной шпане, он свернул с основной дороги Е-52 на хорошо укатан­ный просёлок, по нему до родного удела было намного короче, да и увереннее, что чужие не отберут обещанного ему барыша. А что делать, всяк выживает как умеет! У Берии родной дядя подрабатывал ночами в банде Сар-мэна, человека вспыльчивого и скорого на расправу, но атамана потомственного и известного своей смелостью. С родичем он уговорился, что выведет машину к Рябому яру.