Пятьдесят метров от роульса на носу до флагштока на корме. Пять метров в ширину. Вот и все «жизненное пространство». И на нем семь с половиной месяцев поселены тридцать два человека. К исходу второго промыслового месяца каждый друг друга, как рентгеном, просветил. Хорошо, если в человеке чудо-характер обнаружится, а как нет чуда? Деться друг от друга некуда. Когда охота — еще куда ни шло! Азарт, как вино, — и черта с ангелом побратает. А вот затянется штормовое безделье — начинается испытание на уживчивость. И не все его проходят. Провалившихся в очередной рейс не берут, хоть слезами изойди! А «черных» пятниц больше, чем «светлых воскресений», и на берегу. Чего уж говорить о промысле…
Весь день на «Безупречном» не видели ни одного фонтана. Пока пришли в район, в котором, судя по радиоданным других китобойцев, «была рыбешка», ударил шторм. У кондея Марины (так окрестили за ярую приверженность к польской песенке повара Тимчука) швырнуло на палубу кастрюлю с компотом и ошпарило парню ногу — даже отругать дурака нельзя! И вечером — только собрались, чтобы покрутить фильм, — перегорела в аппарате лампа, последняя, конечно.
— Э-э! — почти обрадованно возопил второй механик Катков. — У нас все не как у людей! Одно слово — «Безупречный»! — сказал и посмотрел в сторону, в надраенную волной синь иллюминатора. Зато все остальные уставились на капитана.
Середа чувствовал взгляды затылком, потому что сидел в первом ряду, вцепившись в обитые жестью края банки, и мог видеть только Анатолия Корнеевича. В серых глазах старпома поблескивало холодное любопытство: оборвет капитан второго механика или не оборвет?
Обрывать не хотелось. Ничего не хотелось. Вдруг накатилось недоброе равнодушие: «А ну вас всех! С вашими компотами, ожогами и перегоревшими лампочками!..»
И загустела злорадная тишина. Ничего, конечно, не произойдет, что сейчас ни скажи. «От сна еще никто не умирал!» — неплохо придумано каким-то морским острословом. Да сколько раз повторено! Вот такими же штормовыми неудачливыми вечерами.
«От сна еще никто не умирал!» А Катков обязательно ответит: «В такую штормягу ни в одном ящике не улежишь. Разве что крышку сверху приколотят!»
И люди разойдутся по каютам угрюмыми, не верящими в завтрашнюю удачу.
«Может быть, рассказать морякам, как сто сорок лет назад шли этим путем Лазарев и Беллинсгаузен, и не было на их шлюпах за два года ни одного киносеанса. И компота у них, наверное, не было».
