— Оно само так получилось… — угрюмо произнес Шторм, когда в кабинете их осталось четверо. — Ты уж извини…
— Извиню! — Орлов медленно, устало, отошел к окну, едва не задев плечом попавшегося на пути Лазовски. Уже там, ткнувшись лбом в прохладное стекло, дернул фиксатор кителя. Закрыл лицо ладонью, сжав пальцы на висках…
Молчание за его спиной было красноречивым.
Когда теряешь вот так… близко, где найти слова?! Как объяснить, дать понять, что его боль…
Несмотря на утверждения, эта боль была неделима.
И не забывалась, как бы времени этого не хотелось…
— Что по Элизабет? — хрипло спросил Орлов, отодвигая личное за рамки необходимого. Выпрямился, развернулся…
Собран, подтянут…
— Откопала что-то по Маршее, — Шторм подошел настолько близко, насколько позволяла зона визуализации. — Приамцы предпочли свернуть расследование, ограничившись тем минимумом, который стал известен прессе и замяв все остальное. Судя по ее зацепке, в этом остальном было чем поживиться.
— Присмотри, чтобы не заигралась, — прозвучало скорее приказом, чем просьбой, но судя по всему, Шторма это нисколько не смутило. В отличие от продолжения, сведенного до одного слова: — Говори!
— Ты уверен, что хочешь услышать об этом именно сейчас? — Шторм чуть «расслабился», сменив один образ на другой, хорошо знакомый тем, кто находился в кабинете.
Взявший след полковник… генерал Шторм.
Новые нашивки делали ситуацию острее…
— Мне повторить? — Эта реплика Орлова воспринималась мягче, но… впечатление было обманчивым.
— Как прикажешь! — язвительно хмыкнул Шторм. — Сдается мне, генерал, — продолжил он, довольно едко, — что в чем-то мы с тобой серьезно облажались.
— Конкретней! — Орлов нахмурился. Слова и по отдельности не добавляли спокойствия, а уж вместе…
— Конкретней?! — ухмыльнулся Шторм, чтобы тут же добавить… резко, ударив фразой наотмашь: — На лице у Аршана знак таруха.
— Таруха? — переспросил Кривых, для которого суть этого термина сводилась к символу добровольного траура.
— Таруха, — повторил Шторм, продолжая смотреть только на Орлова. — Это меняет многое, если не все!
— Ты хочешь сказать… — выступил вперед Лазовски.
— Есть ритуалы, которые не нарушаются, — оборвал его Шторм. Медленно, протяжно, втянул в себя воздух, так же неторопливо выдохнул, успокаивая то, что корежило изнутри. — Тарух — искренняя скорбь, осознание своей ответственности, но…
— Но ни один скайл не пойдет на добровольный траур, если прямо поспособствовал этой смерти, — глухо закончил за него Орлов.
