… протянул руку, помогая мне переступить через каменный порожек. Выйдя из-под арки, отпустил мою ладонь и отступил в сторону, давая возможность осмотреться, но паузу не удержал, произнеся несколько патетично:
— Медьярар! Город снов!
Не знаю, на какую реакцию рассчитывал он, но я… просто молчала, пытаясь впитать взглядом поле огоньков, раскинувшееся передо мной.
— Ну вот, — вроде как огорченно вздохнул Ильдар, — а я так старался…
— Что это? — прошептала я, «не услышав» его слова. И повторила: — Что? Это?
— Сны, — практически равнодушно произнес он и, взяв мою ладонь в свою, потянул за собой. — Есть сны, от которых хочется избавиться. Раз и навсегда. Они отравляют душу, они не дают идти вперед, вновь и вновь возвращая к страхам, потерям, испытанной боли.
— Я думала, что это работа психологов, — не сопротивляясь, следовала я за ним по узкой, только двоим и пройти, дорожке. — Или жрецов.
— Ты правильно думала, — не останавливаясь, отозвался он. — Но случаи бывают разные…
— Не слишком ли их здесь много… разных? — вырвав руку, замерла я, чувствуя, как в груди появляется странное ощущение. Мы… шли… не туда!
— До этой ночи я никогда не был в Медьяраре, — словно оправдываясь, произнес он, разворачиваясь ко мне. — Что?! — нахмурился, глядя на меня.
— Не знаю, — посмотрев на него растерянно, откликнулась я. — Чем они отличаются друг от друга?
— Снами, — довольно лукаво ответил он, но тут же вновь стал серьезным. — Чем темнее фонарик, тем больше горя было в том сне. В тех, что пылают красным — страсть. В синих — мудрость. В зеленых — жажда жизни. В желтых — сомнения или ревность.
— А в белых? — поинтересовалась я, остановившись взглядом на одном из таких, ярко сияющем в самом центре мрачноватой поляны из серых и черных стеклянных плошек, внутри которых трепетали огоньки.
— А это, — с какой-то торжественностью в голосе произнес он, встав рядом со мной, — мужество. Мужество взять на себя чужую боль.
— Взять на себя чужую боль? — переспросила я, повернувшись к нему. — Зачем?
Он, улыбнувшись, провел ладонью по моему лицу. Сдвинул назад край капюшона, позволив ему скользнуть по волосам, упав на спину.
— Когда я увидел тебя впервые, у тебя была короткая стрижка…
— И она мне нравилась, — заставляя себя не реагировать на его прикосновение, фыркнула я.
— А мне — нет, — словно поставил он точку. — Ты очень красивая!
— А ты великолепно умеешь уводить разговор в сторону, избегая вопросов, — парировала я. — Так что там с чужой болью?
