Вчера нашел между страниц прошлогоднего ежедневника $100. Но не находка меня обрадовала, а присутствие Создателя. Это он мне говорит: не выбрасывай ежедневники — там твои файлы памяти.
В них я кратко излагаю содержание дня и, главное — произвожу строгую фиксацию количества, вида и качества совокуплений.
— Но зачем? — спросил меня как-то за обедом мой приятель Вадик, когда я ему поведал эту тайну. — Зачем тебе знать количество половых актов? Чушь какая-то… Делать тебе нечего. Ты не загружен работой. Надо сказать Сунгоркину.
— Для контроля состояния здоровья, мой друг. Я слежу за динамикой. В прошлом году, допустим, было 200, а в этом 100, значит, надо добавить в следующем, чтобы придерживаться нормы.
— А какая у тебя норма?
— А вот этого я тебе, буржуин, никогда не скажу. Она у каждого своя. Вот я — вывел для себя среднюю цифру исходя из прошлых лет.
— А если норма не выполнена, а дамы рядом нет, для того, чтобы догнать до нормы?
— Добавляй до нормы рукой в конце года, но график держи! Мое твердое убеждение, пусть не бесспорное, что ебля — это единственный оптимальный вариант преодоления отчужденности, сродни алкоголю и наркотикам.
Жизнь непредсказуема и удивительна. Вчера ты влачил жалкое существование, собирая бутылки в парках и садах, чтобы сдать их с выгодой в приемный пункт, а сегодня ты обедаешь в ресторане с Филиппом Киркоровым или с Анной Лорак где-нибудь в Мумбае. У меня все сложилось именно так. И я, не раз и не два, сытно трапезничал с королем попа Филиппом Киркоровым в Мумбае, после унизительной нищеты, когда случайный надкусанный чебурек казался мне сказочной мацой.
Но все по порядку. В судьбе не бывает случайностей. Все подчинено строгой закономерности. Даже мелочи.
Вот появилась у меня на работе — Вика. О! Вика! О! Непредсказуемая и непонятная! Она ворвалась в мою чистую, высоконравственную «комсомольскую» газетную жизнь стремительным, игривым, бесхитростным, порочным вихрем, взметая Вселенскую Истерическую пыль вокруг меня. Я в то время был безнадежно, платонически влюблен в девушку из отдела хорошего образования. Но жил платонически и стоически, без долгожданного соития, манящего, воздушного, чистого, словно первый робкий поцелуй на школьном балу. Знаю: надо смелее быть! Но преодолеть робость в этот раз я так и не смог.
Зато Вика словно тайфун ворвалась в мой кабинет, бухая, словно слесарь после премии, металлург после плавки, биндюжник после очередной биндюги, словно корреспондент, одним словом. До этого у нас была пристрелка, разведка. Мы пристально, словно Штирлиц и Мюллер, словно Кришна и Будда, словно Инь и Янь, приглядывались друг к другу в коридорах «Комсомолки». Я даже несколько раз оглядывался, чтобы более детально изучить тыл этой новой фрейлины.
