Крымцы брали литовские деньги, но на Москву идти не торопились. Затевали переговоры, обменивались делегациями, дарами, приветами — «карашевались». Это ордынское слово почти без изменения дошло и до нас. Когда сначала щербет в рот, а потом — пику в бок, так мы тоже охаем: «Что ж такое? А ведь как корешевались!» Московские князья дошли до абсурда — пытались с татарскими корешами крест целовать. В ответ басурмане посылали воздушные поцелуи в сторону Луны. Пришлось вернуться к привычной практике обмена верительными грамотами умеренной проклятости. Грамоты эти, понятное дело, ни разу не сработали.
Литовцы и поляки по совету мудрого магистра стали ждать, пока Москва сама с кем-нибудь передерется, желательно со своими.
1507 и 1508 годы прошли в бессмысленной возне: ни тебе повоевать, как следует, ни тебе помириться да пожить.
Василий Московский занялся «внутренними» делами. Решил закрепить отцовские завоевания. По доносу своего наместника в Пскове князя Репни-Оболенского, стал Василий давить Псков. Репню в Пскове называли «Найден». Он не был нормально представлен псковичам, не был встречен по обычаю крестным ходом, не сказал народу ласкового слова. Был он найден на постоялом дворе, куда инкогнито, по-хлестаковски, прибыл из Москвы и обретался в сытости и похмелье. «И был этот князь лют до людей».
Василий в конце 1509 года отдыхал в Новгороде. Сюда приходили к нему с жалобами на Репню псковские посадники. В Псков были посланы следователи, которые после банных переговоров с Репней замяли конфликт, сказали, что на месте разобраться никак невозможно. Василий вызвал челобитчиков в Новгород, где они были арестованы и розданы боярам под домашний арест. Никому уже и дела не было до правления Репни, а нужен был повод, придирка к Пскову. Государь объявил псковичам, что надо им отдаться — так отдаться: вечевой колокол — долой, посадников — долой, наместников принять двоих и по волостям еще отдельных наместников кормить. Арестованные челобитчики кабальную грамоту подмахнули, почти не глядя. В Пскове встал вопль. «Гортани их пересохли от печали, уста пересмякли; много раз приходили на них немцы, но такой скорби еще им не бывало». Получалось, что фашистская Германия безответственным псковичам была чуть ли не милее столицы нашей Родины — златоглавой красавицы Москвы, к подножию которой в делах, мыслях и песнях должна была денно и нощно стремиться душа каждого русского человека!
Писец с хоккейной фамилией, присланный огласить приговор псковичам, нагло уселся у храмовых врат, стал выпивать да закусывать. Псковичи попросили у него сутки обдумать ответ.
