Последним нашим делом в этот день было посещение банка, где мы забирали мешочки с золотыми монетами, которые предназначались для хористов, служащих «Метрополитен» и всего персонала.
Однажды во время прогулки по парку Энрико почувствовал озноб. Вместо того чтобы вернуться домой, он настоял на том, чтобы пойти к врачу, который применил свое обычное ужасное лечение, после чего с раскрытыми порами Энрико вышел на улицу. Никто не знает, почему певцы более чувствительны к холоду, чем остальные люди: возможно, страх простудиться повышает их уязвимость. Вечером Энрико ощутил тупую боль в левом боку и начал кашлять. На следующей неделе ему предстояло петь в «Паяцах». Я знала, что он будет настаивать на своем участии в спектакле, хотя изо дня в день кашлял все сильнее. Я находилась в нервном напряжении, которое вскоре стало постоянным спутником нашей жизни. В день спектакля я заметила, что по его лицу иногда пробегала тень страдания, а уходя в театр, он сказал:
— Дора, не опаздывай в театр и молись за меня.
Когда он вышел на сцену и посмотрел на меня печальными глазами, я почувствовала, что не могу сидеть спокойно. Я ненавидела всю эту публику — восхищенные лица, горевшие нетерпением, казавшиеся масками на фоне черного зала. Сердце мое сжалось, но все, что мне оставалось, — это сидеть спокойно и улыбаться. Он начал петь «Vesti la giubba», а я, не отрываясь, следила за его движениями и выражением лица. Он дошел до верхнего ля, и вдруг звук оборвался.
Из ложи я видела, как он покачнулся и упал за кулисы, где его подхватил Дзирато. Занавес сразу же опустился. Я поспешила к нему, и когда прибежала за кулисы, он уже пришел в сознание.
— У меня сильно заболел бок, — объяснил он, — возвращайся в ложу. Увидев тебя, все поймут, что со мной все в порядке.
Пришел доктор X. Он забинтовал Энрико бок и сказал:
— Ничего серьезного. Небольшой приступ межреберной невралгии. Он может продолжать петь.
Публика, взволнованная слишком большой паузой, сразу же заметила, когда я вошла в ложу.
— Он споткнулся, - объяснила я сидевшим в соседней ложе.
Скоро об этом узнал весь театр. Затем потух свет и начался второй акт. Он пел, не подавая вида, что его мучит боль.
Когда зажегся свет, я услышала, как какая-то женщина говорила:
— Удивительный спектакль. Было бы жаль во всех отношениях пропустить его.
После спектакля Энрико сказал:
— Надеюсь, что больше не почувствую такой боли. Я ощутил невероятную слабость, и все вокруг почернело.
