Теперь насчет автомобиля. Что за люди в гараже? Менять гараж из-за того, что машину моют с большим количеством мыла, бессмысленно. Надо сказать, чтобы его употребляли меньше, — вот и все. Должны быть другие причины.
Я рад, что ты стала лучше играть на рояле, и уверен, что через год ты сможешь аккомпанировать мне при исполнении несложных песен.
Скучаю по тебе и твоему нежному голосу.
Рико.
Поезд на пути из Омахи в Денвер
7 октября 1920года
19 часов
Моя дорогая Дора!
Прежде, чем ночь состарится (хорошее выражение) и голова отяжелеет от усталости, хочу провести немного времени с
моей любимой. Я устал жить вдалеке от тебя, а после того, что случилось вчера вечером, чувствую, что не могу больше работать.
Вчера днем, написав тебе письмо, я стал готовиться к концерту. Я чувствовал себя немного взволнованным, так как надо было успеть собрать вещи, поскольку я планировал уехать после выступления. В восемь с четвертью мы начали. Сначала играл скрипач, потом пела сопрано, а затем вышел я, чтобы спеть арию из «Африканки». Дома, когда я попробовал распеться, всё было хорошо. Я начал арию. Голос хорошо повиновался мне. В десяти футах над моей головой висели два ряда электрических ламп и от них шел сильный жар. Я вдруг почувствовал, что мне жарко, дыхание стало затрудненным, а голос тяжелым. Вся кровь прилила к голове перед верхней нотой. В горле застрял комок, и я пустил нечто вроде петуха, от которого сразу же интонация поехала вниз. И я, и публика обомлели! Я стоял неподвижно у рояля, и в голове пульсировала кровь. Фучито подошел ко мне и помог сойти со сцены. Мне поаплодировали, но без энтузиазма. Я снова вышел петь и опять почувствовал, что голова нагревается. Только после этого я обратил внимание на лампы. Отошел немножко в сторону и жар исчез. Причина была выяснена. Я попросил поднять лампы, после чего запел, как обычно. Но публика так и не оживилась, и всему виной инцидент с лампами...
В десять часов мы закончили концерт и поспешили на станцию, где поезд уже опаздывал на двадцать минут из-за того, что ждал нас. Я послал Дзирато отправить телеграмму. Через некоторое время пришел Коппикус с ужином, но я ни к чему не притронулся. Я все время думал о том, что напишут в газетах об этом выступлении. Мне кажется, что беду навлек тот репортер, который приходил ко мне вчера утром и спросил: «Как вам удается так долго сохранять хорошую форму, тем более, что вам приходится часто гастролировать?»
