Энрико Карузо: легенда одного голоса | страница 103

— Они закопали ее специально этой ночью.

Ничего не подозревавший Сын Неба пришел в восторг.

Мы шли по великолепным улицам, проходили мимо вилл, дворцов и храмов, которые стояли без крыш под ярким южным небом.

Находиться на развалинах Помпеи и в прохладный день утомительно, а в середине июля просто невозможно. Раскален­ные камни жгли ноги сквозь обувь, а колонны вдалеке, каза­лось, плавились в жарком воздухе. Энрико больше не мог идти. Пришлось послать за носилками. Около ворот нас ждала по­возка, возле которой стоял какой-то юноша. Он подошел к Эн­рико.

— Синьор Карузо, вы прослушаете меня и скажете свое мне­ние о моем голосе, если я приеду в Сорренто?

Мне кажется, я никогда не видела такого печального выра­жения лица у Энрико, когда он ответил, что будет ждать его на следующее утро. В отеле Энрико сразу же лег. Я долго просиде­ла в ют вечер на террасе, глядя на огни Неаполя и с ужасом ожидая утра.

Я проснулась раньше Энрико. Он вышел на террасу не­сколько более бледный, чем обычно, но сказал, что выспался.

— Довольно. Я больше не буду совершать таких длительных экскурсий.

Мы выпили кофе и стали ждать юношу. Я думала, что он принесет с собой ноты неаполитанских песен, и ужаснулась, увидев в его руках клавир «Марты» — одной из самых любимых опер Энрико.

— Какой у вас голос? Баритон?

— Нет, синьор Карузо, тенор.

— Значит, вы поете мою партию. Ну, попробуем.

Мы прошли в салон. Энрико сел за рояль.

— Я не могу аккомпанировать. Возьму только несколько ак­кордов

Ни голос, ни глаза его ничего не выражали.

Как он сможет вынести все это? — подумала я.

— Я попробую спеть «M’appari»[9], - сказал юноша, и Энри­ко взял аккорд. С первой же ноты стало ясно, что у молодого че­ловека нет голоса. Энрико остановил его, попросил не волно­ваться и начать снова. Я ушла в свою комнату. Они разговари­вали. Потом юноша опять начал петь. Я услышала голос Энрико: «Нет! Нет!». Они замолчали. И вдруг я услышала такой го­лос!!!!! Я вбежала в салон. Там стоял Энрико и пел так, как ни­когда раньше. Голос звучал лучше, чем когда-либо. Кончив петь, он всплеснул руками. Лицо его просияло.

— Дора. Я могу петь!! Я могу петь!! Я не потерял голос!!

Музыка опять вошла в нашу жизнь. Весь тот день Энрико го­ворил о пении не как о тяжелом и ответственном труде, а как об источнике жизни и счастья. В тот же вечер я велела поставить внизу на террасе фонограф, и после обеда Энрико устроил про­слушивание пластинок для посла и его жены. На звуки отовсю­ду сходились люди. В полночь Энрико послал Марио за танцевальными пластинками, пригласил всех присутствующих по­танцевать, а сам пожелал всем спокойной ночи. Я наблюдала, как он лежа читал газету, и заметила, что его глаза не двигались по строчкам.