Мы прибыли в Неаполь, когда заходило солнце. Вдали дымился Везувий. Рядом с нами стоял Пунцо, глядевший как зачарованный на свой родной город, освещенный золотым сиянием. Во время путешествия он был невероятно рассеян и постоянно забывал, что ему говорили. На этот раз Энрико вспыхнул.
Ты опять лентяйничаешь, как обычно? Где твоя голова? Ты забыл, что надо работать? Иди и собирай вещи.
Когда он ушел, Энрико сказал:
— Бедный Пунцо. Я купил ему и его жене дом в Неаполе и положил на их имя деньги в банк. Мы никому не скажем, что он был моим слугой, а будем говорить, что он мой ассистент. Пунцо — гордый человек, а здесь его дом.
Отдохнув несколько дней в Неаполе, мы поплыли через залив в Сорренто, где сняли этаж в отеле «Виктория». Энрико очень нравилось, что все комнаты выходили на крытую террасу с видом на Средиземное море и Неаполь вдали. Рядом с нашей спальней находилась комната, в которой Энрико отдыхал и смотрел на итальянское небо, по которому так скучал. Гостиная была обставлена довольно странной мебелью в стиле Людовика XVI. В ней стоял большой позолоченный рояль. Мне сначала это не понравилось, но когда Энрико объяснил, почему ему нравится эта комната, я изменила свое мнение. Он сказал:
— Эти стулья такие жесткие и неудобные, что те, кто станет приходить к нам, не будут долго задерживаться.
Мы обедали на веранде. Там же Энрико учил Глорию первым итальянским словам и ходьбе. Он отдыхал и спал целую педелю, после чего почувствовал себя настолько хорошо, что решил выйти в сад и даже осмотреть город. Доктор Стелла предупреждал меня, что Энрико ,не следует переутомлять свое сердце. В то же время он советовал не говорить об этом Энрико, так как это может задержать выздоровление. Поэтому я не сообщала об этом ни его родственникам, ни друзьям, зная, что они могут проговориться. Он знал только то, что в центре последнего разреза есть незаживший участок — не больше булавочной головки, и каждое утро я смазывала его йодом, а потом перевязывала.
Мы посетили превосходный старый магазин белья. Энрико любил и собирал полотняное белье, и хотя одна из комнат в Синье уже напоминала склад текстиля, мы купили несколько дюжин прекрасных кружевных скатертей, вышитых монахинями. Он объяснил, что все это полежит до замужества Глории. Население относилось к нему с не меньшим почтением, чем к кардиналу. Все улыбались и приветствовали его. Дети робко протягивали букеты цветов и отказывались от платы. Каждый день рано утром из Аяно на пароходе привозили горячую грязь. Марио приносил ее на террасу, и Энрико грел руку и пил кофе. Он был убежден, что эго ему поможет. Каждый день мы ходили купаться на отмель, где рыбаки оставляли на ночь свои лодки. Иногда они брали нас с собой. Энрико загорел, и рубец на спине очень сильно выделялся. Рыбаки часто смотрели на него, но пи о чем не спрашивали.
