— Бедняжки! — рыдала Эрмелинда среди оставшихся от вербного воскресенья увядших пальмовых листьев и огарков. — Они же еще дети! Да поможет им святая Роса…
— Да поможет им бог, — отвечал встревоженный отец Перния. — В той стороне, куда они уехали, нет ничего, кроме Паленке, а Паленке — это смерть.
О смерти и только о смерти говорили в Ортисе. Из лагеря Паленке, где узники умирали ежедневно, возвращались лишь немногие. И эти немногие, которым удавалось вернуться, были превращены в бледные тени, в ходячие скелеты, несущие внутри себя смерть.
— Они не вернутся, — яростно повторял сеньор Картайя, сидя в патио Вильенов. — Их забьют бичами и похоронят в саванне.
— Нужно что-то сделать! — сказал Себастьян, сжимая кулаки. Но он понимал, что ничего сделать нельзя, и эта мысль угнетала его.
Панчито рассказал все, что знал о каторжных тюрьмах Паленке, Ла-Чина, Эль-Коко. Мартика расплакалась. Она была беременна, но оставалась такой же хорошенькой, несмотря на живот, тяжелую походку и слезы, которые она проливала по заключенным студентам.
— Они спят на голой земле, их заковывают в кандалы и выгоняют на работу до света, их стегают бичами, если они остановятся передохнуть, их морят голодом; они мрут от лихорадки и солнечных ударов, — безжалостно перечислял Панчито. И Мартика вытирала слезы краем рукава, совсем как в детстве, когда Панчито нашел череп в склепе старого кладбища.
— Должно быть, в Каракасе дела скверные, если студентов посылают умирать в Паленке, — заявил Перикоте в кабачке Эпифанио.
— Ты б лучше помолчал, — посоветовал кабатчик. — Уж если они за студентов взялись, так и нам может перепасть.
И оба, замолчав, принялись следить за полетом жирной зеленой мухи, которую привлек запах несвежих сардин.
— Что они воображают, эти сопляки? — негодовал полковник Кубильос в городском управлении перед секретарем и двумя полицейскими. — Что свалят генерала Гомеса своими бумажонками? Ничего, на строительстве шоссе они быстро поумнеют.
— Да, полковник, — подобострастно поддакивал секретарь.
— Расстрелять их — вот что должен был сделать генерал Гомес, чтобы покончить с этим безобразием. Он их посылает в университет, платит за обучение, а они ему заявляют протесты! Черная неблагодарность!
— Да, полковник, — повторял секретарь.
Полковник повернулся к одному из полицейских:
— Хуан де-Дьос, вы обратили внимание на Себастьяна из Парапары? Тихонько переговаривается с арестованными и при этом корчит гневную мину, словно недоволен, что их увозят. Он, наверно, забыл, что имеет дело с полковником Кубильосом. Если он еще раз вздумает устроить что-нибудь подобное, я свяжу его и отправлю в Паленке, пусть там научится уважать власти.
