«Всего минуту назад он был жив, — ужасалась Айпарча. — Видел это небо, может быть, и меня видел… И на что-то надеялся — и вот его нет… А вдруг он не виноват? Вдруг… Что можно понять в этом мире? Вот и Курбан — кто он? С кем? Вдруг и с ним… так же…» И едва так подумала, Айпарча тут же поняла: случись с ним что-то — она умрет. Она вдохнет последний глоток воздуха — и перестанет дышать…
Курбан был подавлен случившимся. Невыносимо было видеть, как отпихивают ногой тело убитого Пулатходжаева, как кто-то копошится над убитым, снимая с него френч, сдергивая сапоги…
Нечаянно встретившись взглядом с Айпарчой, он почему-то почувствовал себя виноватым. Ему хотелось улыбнуться, но не вышла улыбка, лицо затвердело.
Курбан спустился к реке.
В этот момент кто-то, вцепившись, сжал ему локоть. Курбан вздрогнул, резко обернувшись, увидел Гуппанбая.
— Что — кокнули? Мало ему! Все дело испортил! — горячо говорил он. — Вы же видели, что произошло в крепости из-за этой суки! Все — бежать! Ну я и… Обиделись на меня? Обстановка такая — думать некогда, а когда подумал, вас уже нет. Виноват…
Курбан успокоил его, подтвердив: да, все так неожиданно… Согласился: кто старое помянет, тому глаз вон.
Когда они входили в пещеру, оттуда двое молодых людей выносили кого-то, завернутого в чекмень, выкрикивали: «Лекарь! Где лекарь?..»
— Там, наверху, — махнул рукой куда-то в сторону нукер, сидевший у входа.
Пещера была довольно просторная, с высокими сводами. Похоже, в конце пещеры была щель — тянуло сквозняком.
Вдоль стены, всхрапывая, хрумкали овсом кони.
— Мустафа! — позвал Гуппанбай.
Сидевший в глубине пещеры на одном из наваленных седел мужчина медленно поднялся.
— Я здесь, бек.
— Привел тебе человека… Он — хозяин этого зверя!
— Не конь, а людоед! — закивал конюх.
— Не говори так!.. Вы догадываетесь, уважаемый шейх, зачем я привел вас сюда?
Да. Курбан догадывался… Гнедой. Где он, Гнедой? Курбан шел, не глядя на лошадей, и, еще не дойдя, услышал знакомый храп.
— Гнедой! — сказал он и сунулся лицом к коню, и тот, вытянув в его сторону шею, заржал, словно бы ликующе облегченно.
О чем думал Курбан, пока терся лицом о шею Гнедого и оглаживал ладонями своего коня? Гуппанбай говорил, Гнедой остался в крепости — а он здесь. Сам-то Гуппанбай сбежал на лошади хазрата, оттого теперь юлит!
Гуппанбай юлил.
— Честно скажу вам, дорогой шейх: боюсь гнева вашего уважаемого учителя. Когда стреляют над твоей головой, нет времени думать, чей конь перед тобой… Не уберег я коня хазрата… Но я надеюсь, вы замолвите за меня слово: я спас вашего Гнедого, ведь его надо было пристрелить. А я не дал!
