Наконец доведенный до бешенства плантатор приказал схватить упрямца. И тут началось такое, о чем до сих пор в деревне вспоминают с ужасом: под кожу Челику загоняли бамбуковые щепки, всю спину исполосовали ременным бичом, а живот придавили тяжелым чурбаном. В беспамятстве валялся богатырь Челик, кровавая пена запеклась на губах — но землю свою не отдал. Ведь земля для крестьянина — мать-кормилица, разве можно отречься от родной матери? Но, как видно, и плантатор решил не отступать. Долго мучился Челик, долго не мог подняться с постели. И не успел еще он как следует встать на ноги и переступить порог своей хижины, как по деревне разнесся слух: плантатор запахивает участок Челика.
Когда весть об этом донеслась до Челика, он чуть не помешался. Едва оправившийся от ран, вскочил, страшный в своем гневе, и, взвалив на плечи умирающую мать, бросился к своему участку, размахивая увесистой дубинкой. За ним толпой устремились крестьяне. Говорят, будто сама мать приказала сыну так поступить, чтобы своей смертью избавить деревню от гнета плантатора. «Мне все равно скоро умирать. Так уж лучше умру на руках родного сына, — сказала она Челику. — Все равно — какая мне жизнь?.. Они, палачи, терзают деревню, они снова схватят и будут мучить тебя. Они убийцы, сынок, и от них пощады не жди… Дай хоть своею смертью помогу людям!»
Завидев огромную толпу, в страхе бежал белый плантатор, за ним, бросив все свои пожитки, устремился и управляющий. С тех пор в деревне не осталось ни одного ростка индиго.
А старая Бансатти, мать Челика, скончалась тут же, посреди поля. Не на погребальном костре умершего мужа простилась с жизнью Бансатти — она принесла себя в жертву земле, которая, как заботливая мать, кормит своих детей. Она совершила гораздо большее, чем сати[35], и навсегда обессмертила свое имя…
Погруженный в свои мысли, Рамджатан очнулся только перед самой хижиной. Радостно повизгивая, к нему бросился их домашний пес Пилайя и, обнюхав ноги хозяина, принялся прыгать вокруг него. Рамджатан ласково потрепал его по шее и вошел во двор. Однако — странное дело! — засов на двери хижины был задвинут, и из задней мазанки тоже не доносилось ни звука. И куда это отправилась Джасванти на ночь глядя? Должно быть, подумал Рамджатан, жена пошла к кому-нибудь из соседей. Он сбросил с плеча накидку и осторожно положил тыкву на землю у стены хижины. Но едва отодвинул он засов и переступил порог, как сзади раздался насмешливый голос Джасванти:
