— Говорят, тхакур половину своей земли тебе подарил?
В другое время Рамджатан, вероятно, весело рассмеялся бы, но сейчас ему было не до шуток. Обернувшись, он пристально посмотрел на улыбающуюся жену, стоявшую спиною к солнцу, отчего вокруг ее полуседых волос образовался тонкий, отливающий золотом венчик. Он молчал, не зная, как принять ее слова — в шутку или всерьез; уж не начало ли это неизбежного объяснения?..
Не дождавшись ответа, Джасванти поставила на землю алюминиевый таз, который был у нее в руках, положила в него тыкву и скомканную накидку мужа и, проходя в дверь, кинула через плечо:
— Нынче жена тхакура совсем что-то взбесилась, так на всех и бросается.
— Ты мне зубы не заговаривай! — оборвал ее Рамджатан, стараясь грубостью прикрыть свое замешательство. — Дай-ка лучше чего-нибудь поесть!
— Поесть, говоришь? А где до сих пор шатался? Все люди уже пашут, а ты о чем думаешь?
Когда Рамджатан подходил к деревне, ему не терпелось как можно скорее поведать жене чудесный рассказ о святом старце Винобе, который, словно воплощение бога на земле, пришел очистить от скверны сердце и душу человека. Однако сейчас ему было уже не до этого: от голода даже голова кружилась. И уж совсем не хотелось рассказывать жене о благородном поступке тхакура, которого Джасванти считала отпетым мошенником. Поэтому он промолчал, не желая давать жене повод для ссоры.
Джасванти подала ему жареных зерен и, усевшись напротив, с воодушевлением принялась рассказывать об урожае на их участке. Рамджатан вздохнул с облегчением: она еще не успела узнать, что участок им больше не принадлежит.
— Такого гороха еще никогда у нас не бывало — до того крупный, что стручки чуть не падают на землю. А какой густой — межи не видно! Если поможет всемогущий, в этом году уже не придется бедствовать…
Рамджатан угрюмо молчал.
Прополоскав рот и набив табаком чилам, он сказал жене, направляясь к двери:
— Там в узелке горох. Разрежь-ка тыкву да свари с горохом.
* * *
Усевшись во дворе на круглую циновку, Рамджатан закурил хукку. Смеркалось. Вокруг было безлюдно и тихо. Пилайя, положив морду на вытянутые передние лапы, сонно закрывал глаза. Тишину нарушало лишь бульканье воды в хукке.
В голове Рамджатана проносились путаные, тревожные мысли.
И что за проклятая жизнь! Работаешь-работаешь не покладая рук, растишь-растишь урожай на чужой земле — и какая же награда за все труды? Хорошо еще, если заработаешь себе на рис. Вот если бы и в самом деле получить хоть немного земли! Ведь обещал же ему тхакур, да можно ли верить его обещаниям? Но как не поверить словам почтенного Виноба Бхаве — этого удивительного старца с усталым лицом, покрытым сетью глубоких морщин? Если бы сейчас святой старик был с ним, то, наверно, не ныли бы от усталости ноги, не лезли бы в голову тревожные мысли. С какою радостью согласился бы Рамджатан на собственных плечах носить из деревни в деревню это живое воплощение бога на земле! Великой силой наделен этот немощный с виду старик, если его слово так подействовало даже на скрягу тхакура!..
