На перекрестке подвернулась овощная лавка. Петр купил две грозди винограда, кулек персиков и клубнику. Немного дальше по тротуару он остановился перед цветочным магазином, выбрал букет мелких, наподобие полевых, ромашек с пышной необрезанной зеленью. Продавщица-китаянка унесла букет в магазин, чтобы упаковать его…
Квартира находилась на последнем этаже. Лифта не оказалось. Узкое старинное парадное с колоннами из розового мрамора и лестничный проем выглядели тесными, но опрятными. Крутая, обшитая деревом спиралеобразная лестница была застлана ковровой дорожкой. Стоял едва ощутимый, но приятный запах, напоминавший что-то домашнее: гладкие дубовые перила были натерты воском.
Поднявшись наверх, Петр остановился перед левой дверью, взглянул на часы — было начало девятого — и, почему-то сказав себе, что Луизы дома нет, нажал на кнопку звонка.
За дверью было тихо. Он стал осматриваться вокруг, чтобы выбрать место на лестничной площадке, где можно оставить покупки, хотел уже спускаться, как за дверью послышались шорохи, глухой стук, словно кто-то прошлепал босыми ногами по полу. Дверь распахнулась. На пороге стояла Луиза.
— Пэ! Вот это сюрприз! Ты что здесь делаешь?
На ней были ветхие джинсы с оборванными, не одинаковой длины штанинами и затрапезный голубой пуловер, доходивший до колен. Всё это соответствовало, как Петр догадался, тому самому стандарту, именуемому «гранж», — в этом стиле рядились все ее друзья, да и с недавних пор она сама.
— Прости за вторжение, — сказал он, протягивая пакеты с фруктами. — Не знал, что купить. Осенью нужно есть фрукты… Луиза, нам нужно с тобой поговорить.
Смерив его скептическим взглядом, Луиза взяла пакеты, букет ромашек и, прежде чем исчезнуть внутри квартиры, тихо произнесла:
— Заходи, раз нужно.
Студия выглядела крохотной, но светлой. Мебели в комнате почти не было, не считая красивого орехового секретера с инкрустациями и низкого дивана, заваленного книгами и тряпьем. Всё остальное умещалось разве что на полу: бордовый узорчатый ковер, спальный топчан с множеством расшитых подушек, низкий столик, пара пуфов, белая цветущая азалия в глиняном горшке, стоявшая под окном, и оно было настежь распахнуто во двор. На круглой старинной картонке для шляп громоздился поднос с невымытыми стаканами, а около коробки валялась мужская одежда.
— Хорошо, что всё белое, — сказал Петр, имея в виду стены и продолжая топтаться на входе с портфелем в руках. — С мебелью не густо.
