— Не берите вы ее, граждане. Я вам добра желаю. Потом сами жалеть будете. Она уж лежит-лежит, не знаю сколько. Оно для местных жителей, конечно. А вы как-никак из губернии…
Любезный хозяин ларька дал нам приблизительный адрес (сперва — направо, потом — налево, потом — прямо, а дальше спросите…) местной колбасной… В темноте найти было очень трудно. Но, как на счастье, навстречу — две-три местные городские барышни…
— Скажите, барышни, как пройти в колбасную?..
Барышни, конфузливо хихикнув, закрываются рукавом и убегают. Мы невольно вспоминаем общительность и светскость только что виденных нами сельских девиц…
В темноте искрятся зажженные папироски… Уши щекочет легкий матерок… Идем на матерок.
— Скажите, граждане, как бы нам в колбасную пройти?..
— Сейчас вы не пройдете…
— А что, разве уж заперто?..
— Да оно не в том то дело, что заперто… А так, что вчерась двух конокрадов поймали…
— Ну, так при чем же тут колбасная?
— А так, что они, значит, в домисправе сидят…
— А в колбасную пройти вам ведь домисправовским двором нужно, так вот в те дни, когда в домисправе кто сидит, через двор никого и не пускают.
Когда мы вернулись к единственному светлому пятну Ленинска — пятну, отбрасываемому фонарями Дома приезжих, в глаза нам бросилась афиша, писанная от руки, видимо, старательным и малограмотным человеком:
Семейство Ивановых.
С собачками.
И многие прочие дивертисменты.
Мы отправились на семейство Ивановых с собачками. Семейство сие, как мы увидели, состояло из разбитного добродушного парня лет шестнадцати, ловкого и остроумного, появляющегося на сцене то дрессировщиком собак и белых крыс, то — через пять минут — клоуном, и умеющего занять публику, — и старой матери его, переодетой мальчишкой, в кепке и брюках клеш…
Старческий голос ее звучал застенчиво и жалко и она все время ошибалась и, по привычке, говорила о себе в женском роде, когда подавала сыну реплики… тут же поправляясь и это выходило еще <хуже>.
Публика хлопала каждому номеру, но в то же время раздавались выкрики:
— Мало! Мало! Еще!.. За билет <дву>гривенный плачено.
Ленинск отстоит от железной дороги верст на сто. Сообщение со Сталинградом — только на лошадях…
Во всем городе — ни одной мощеной улицы и даже ни одного мощеного тротуара.
В городе — три рояля. Один в клубе, — другой в школе второй ступени. Впрочем, когда нужно для концерта, берут третий, принадлежащий какому-то частному гражданину, так как первые два поломаны и расстроены, а настройщика в городе нет. Педагогический персонал в ленинских школах работает по принуждению: в порядке партийной дисциплины посылают из Сталинграда учителей и учительниц, членов партии или коммунистов, так как добровольно никто не едет…
