– Не слишком ли много у меня партнеров?
Девочка играла со старшим братом, пока тому не надоело.
– Папочка, Тиму скучно, и мне тоже. Скоро мы вернемся в город?
– Как только разбогатеем, Ньют.
– Ты всегда так говоришь.
Подвижная, как ящерка, Ньют вскочила на ноги.
– Хочу домой. Хочу снова играть в лабиринт чудовищ.
Тим повернулся к сестре.
– Играй сама с собой. Ты всегда жульничаешь.
– Вовсе и нет. – Ньют уперлась кулачками в бока. – Просто я лучше играю, а тебе завидно.
– Ни капельки не завидно! Ты прячешься в таких местах, куда мы не можем пролезть.
– Ну и что? Значит, я лучше играю.
Энн, оторвавшись от своих мониторов и регуляторов, бросила на детей строгий взгляд.
– Прекратите эти игры. Если я еще раз увижу, что вы играете в воздуховодах, я вас выпорю. Это не только нарушение правил колонии, но и очень опасная игра. А если кто-то оступится и упадет в вертикальную шахту?
– Мамочка, но мы же не такие дураки. Все дети играют, и пока никто не разбился. Мы очень осторожно. – Ньют снова улыбнулась. – А я играю лучше всех, потому что могу залезть туда, куда никто не залезет.
– Как червяк, – подтвердил Тим и показал сестре язык.
Ньют тоже высунула язык.
– Ага, ага! Завидно, завидно!
Тим хотел было схватить сестру за язык, но та с веселым криком успела нырнуть за громоздкий анализатор горных пород.
– Дети, послушайте меня. – В голосе Энн было больше любви, чем раздражения. – Ведите себя тихо хотя бы минуты две, хорошо? Мы почти все сделали. Скоро повернем домой и…
Вглядываясь сквозь ветровое стекло, Расс Джорден привстал. Забыв на время о детях, к нему присоединилась и Энн. Вездеход резко накренился влево, и она ухватилась за плечо мужа.
– Что там, Расс? – спросил Энн.
– Что-то там есть. Я увидел, когда на секунду прояснилось. Не знаю, что это за штуковина, но большая. А самое главное – наша. Твоя, моя, наших детей.
По сравнению с чужим космическим кораблем большой шестиколесный вездеход казался игрушечным. От кормы брошенного корабля поднимались две блестящие металлические ветви, полные изящества и в то же время вызывающие смутное беспокойство. Издали они напоминали простертые к небу руки мертвеца, навеки застывшего в этой позе. Одна рука была короче другой, но форма корабля не казалась от этого менее совершенной.
И конструкция корабля, и материал, из которого был сделан его корпус, оказались совершенно чужими для человека. Создавалось такое впечатление, что корабль не строили, а выращивали подобно дереву. Песчаные бури Ахеронта еще не стерли зеркальный блеск с его поверхности.
