Когда Билодо проснулся утром в понедельник, мысли его разъезжались, и он никак не мог собрать их в кучу. Он проглотил четыре таблетки аспирина, принял душ, долго стоя под тугими струями, потом просмотрел написанное, отобрал немногие стихи, заслуживающие избежать плачевной участи и не оказаться в корзине, и остановил свой выбор на строках, которые его рука вывела на рассвете:
Солнце садится
Зевает на моем балконе
И храпит в окне
Ему показалось, что от этого трехстишия исходит слабый аромат поэзии и что оно даже чем-то напоминает творения Гранпре. У него почти получилось. Но «почти» — по-прежнему очень мало, поэтому он тщательно разорвал лист бумаги на мельчайшие кусочки и рассыпал их снежинками вокруг себя. Уже второй раз за неделю молодой человек позвонил на почту и предупредил, что не выйдет на работу, поставил чайник и вновь взялся за дело, решив, если будет нужно, извести на бумагу хоть целый лес.
В полдень в двери сухо щелкнула крышка почтового ящика. Билодо ощутил укол ревности, что ему так легко нашли замену, и пошел взять почту Гранпре. Там было два извещения, счет и письмо от Сеголен.
* * *
Такого оборота событий Билодо не предвидел. Ему и в голову не пришло, что девушка напишет Гранпре, не дожидаясь ответа на ее стихотворение о ребенке-морже. Он дрожащей рукой схватил нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Там, как обычно, был один-единственный листок:
Я вам разонравилась?
Забудем осень!
Может, останемся друзьями?
Столь прямой тон не оставил Билодо равнодушным, а почти осязаемое беспокойство, исходившее от письма, породило в его душе тревогу. Гранпре молчал, и Сеголен, привыкнув к тому, что он никогда не тянет с ответом, явно волновалась — по всей видимости, думала, что чем-то обидела бедолагу. Билодо представил, как она переживала, когда сочиняла хайку, как на лице молодой женщины отражалось смятение, затмевая собой нежные, совершенные черты. Этот образ Сеголен, охваченной тревогой, был для него невыносим, и Билодо остро почувствовал необходимость что-то срочно предпринять. Нужно быстро послать ответ, чтобы ее лик вновь озарился улыбкой. Хватит топтаться на месте, пора уже родить это проклятое хайку!
Щели между кусками дерна, недавно положенными на могиле Гастона Гранпре, еще не успели зарасти травой. Билодо собрался с духом. Надеясь тронуть душу покойного, он мысленно обратился к его бренным останкам, поведал о беспокойстве Сеголен и о том, что в сложившейся ситуации нужно немедленно что-то сделать, не забыв подчеркнуть искренность своих чувств и благородство намерений. Потом смиренно рассказал почивавшему в земле человеку, с каким рвением он пытался занять его место, почтительно попросил его просветить и ответить на вопрос: что делать? Есть ли в его распоряжении какое-нибудь средство, которое можно задействовать? Может, судьба ждет от него жертвы? Где тот ключ, который можно вставить в замысловатый замок двери, преграждающей ему путь к поэзии?
