- Об этом, Матюша, не сумлевайся. Я в такие времена живу по-кобелиному: сплю, а сам, нычить, всё слышу.
- Побольше, дядя, рассказывай там насчёт нас. Волченорцы, мол, так порешили: сгибнуть всем или власть эту долой-серёдки нету. Которые к нам вздумают идти, пусть хлеб, ружья, порох, свинец, топоры несут - надеяться тут не на что, у самих сухари к концу подходят. Завтра весь отряд на паёк перевожу.-Матвей замолчал и несколько секунд сидел, потупившись, занятый какими-то своими мыслями.
«Старят его эти заботы»,- подумал дед Фишка, и вспомнился ему Матвей в молодости: статный, с шапкой русых вьющихся волос, с румянцем на свежем лице, как будто только что омытом ключевой водицей.
Старше вздохнул и, поднимаясь, сказал:
- Одним словом, Матюша, всё обделаю честь по чести. А если и всыплюсь - беды мало. Как ни крути, ни верти, а умирать тоже надо.
- Ну, нет, дядя, об этом ты брось сейчас думать!- сказал Матвей вполне серьёзно.-Мы ещё с тобой мирно здесь поохотимся. Эта власть хоть и свирепая, а век у неё небольшой. Вот-вот вконец надломится. Мы с тобой, дядя, золотишко тут ещё пошарим.- Он сощурился, заулыбался.
Дед Фишка горячо перекрестился, взглянув на небо, твёрдо произнёс:
- Дай-то бог!
А на другой день утром дед Фишка исчез. Его отсутствие в отряде заметили только вечером, когда старик, уже проделав по тайге длинный путь, сидел в тёплой избе Кинтельяна Прохорова и вполголоса разговаривал с Акулиной.
Балагачёва жила такой же тревожной и бурлящей жизнью, какой жили Волчьи Норы. Укрываясь от бесчисленных притеснений наезжавших сюда подручных штабс-капитана Ерунды, мужики отсиживались по лесам. За непокорность здесь расправлялись испытанным способом: семь домов в Балагачёвой были спалены, не меньше десяти мужиков выстеганы шомполами, а сапожник, бывший матрос Семён Швабра, кричавший во время порки по адресу колчаковской власти ругательные слова, был увезён в жировскую волостную каталажку и с тех пор пропал без вести.
- Изныли мы все от такой жизни,-жаловалась Акулина Прохорова деду Фишке.-Мужики наши суетились тут: ружья собирали, порох, свинец. Да только что проку-то? Разве им одним-то побороть такую силищу? Клич бы по народу кликнуть. Ведь где ни послушаешь, только об одном и говорят: конец пришёл… Бунтовать надо, дед Фишка. Не знаю, как у вас в Волчьих Норах, а у нас нету мочи терпеть больше…
Старик не перебивал Акулину. Когда она высказалась до конца, он проговорил:
- Правду сказала, Акулинушка. Кому-кому, в. тебе откроюсь чистосердечно: послан я, Акулинушка, кинуть клич по народу…
