Цыганский быт и нравы стары,
Как песни те, что мы поем,
Под заунывный звон гитары,
Жизнь прожигая, зря живём...
Гитара заунывно подыгрывала.
— Идите, прапорщик, к нам, — услышал он вдруг голос Маркова. — Нравится песня? Вижу, что нравится.
Романа усадили, дали глотнуть, дали закусить куском курятины.
— Любим мы эту песню, — сказал Марков, — что-то в ней есть. Походное, что ли.
Под песню и слегка захмелев, Роман решился спросить:
— Ваше превосходительство...
— Без превосходительств. Сергей Леонидович. Как вас величать?
— Роман Борисович.
Под странную цыганскую песню этих молодых, слегка пьяных людей, целый день рисковавших жизнью, убивавших, расстреливавших, не знающих, куда и зачем пойдут они завтра и где застигнет их смерть, возник странный разговор между прапорщиком и генералом. Странность его была в том, что и вопросы, и ответы были туманно неясны, но в то же время оба так понимали друг друга, как не поняли бы в любой самой чётко организованной беседе.
— Почему так, Сергей Леонидович?
— Потому что хорошо, Роман. Видел, солнце какое стояло, когда шли цепями? А как шли, ты понял?
— Без выстрела. Если всегда так будут идти...
— Всегда.
— И все погибнут.
— Да.
— Но слава останется навеки.
— Слава останется. Это ты хорошо понял, Роман.
— Но можно иначе.
— Нельзя. Так сложилось.
— И Корнилов?
— И он.
— А другие?
— Других нет. Только мы. И это прекрасно. И песня хорошая:
Цыганский быт и нравы стары...
— А там на площади?
— Об этом, Роман, не говорят под песню.
Однако пели не везде. Когда прапорщик Пауль из Марковского полка шёл на квартиру, его остановили двое поручиков.
— Господин прапорщик, просим вас помочь. В этом доме большевик. Надо его взять.
Грозно постучали. Открыли сразу с испуганными лицами и трусливыми заявлениями о том, что ничего не знают. Обошли дом, заглянули в шкафы, под кровати. Обнаружили большевика в дальней комнате, забившегося под кровать. Пауль достал наган, заставил вылезти. Едва тот показался, держа в руке массивный старинный кинжал, как один из поручиков выстрелил ему в голову. Большевик уже не шевелился, но поручик выстрелил ещё раз.
Остальную часть пути прапорщик Пауль шёл, не напевая цыганские песни, а задумавшись о происходящем.
Роман Гуль в это время спешил на квартиру, где его ждал брат. Пришлось переходить пути за станцией. Там снова что-то кричали офицеры. Он столкнулся с поручиком Корнеевым. Тот — с винтовкой наперевес, перед ним — молодой солдат в рваной гимнастёрке. Пленный. Просит пощады:
