К удивлению Котовского, никто из командиров не отозвался, и неловкое молчание висело до тех пор, пока простоватый Вальдман — у него всегда что на уме, то и на языке — не проворчал:
— Эдак если у каждой избы по караулу ставить, эскадрона не хватит.
Тоже в общем-то было верно, и Юцевич, увидев, как у Котовского стали округляться глаза — верный признак сдерживаемого бешенства, — пожалел, что высказал свое предложение сейчас, при всех и, надо признаться, наспех, не обсудив его как следует с глазу на глаз ни с комбригом, ни с комиссаром.
В раздражении постоянным упрямством Вальдмана (а тот, чего греха таить, бывал порой таким, что хоть кол на голове теши) комбриг всплеснул руками.
— Ведь вот человек, а? Ему — одно, а он… Да ты думаешь, нет, что говоришь? Или ты думаешь, что мужики эти сами по себе, а мы с тобой сами по себе? Их, значит, стрелять будут, мучить, а ты свои прекрасные брови наглаживать будешь?
Эскадронный, сдерживаясь, проговорил глухо, с угрозой:
— Брови тут ни при чем, товарищ командир бригады!
— А если ни при чем, так думай! Для того и армия, чтобы народ жил и работал спокойно. Иначе нас с тобой и не держали бы, не изводили зря на нас корму. Трудно понять, что ли? Просто неловко за тебя, ей-богу. Ты сам должен людям втолковывать, а тут с тобой приходится…
Последние слова комбриг произносил без прежнего напора, раскаиваясь за свою несдержанность. Остывал он быстро. Зря вообще-то накричал, эскадронный высказал то, что уяснил сейчас на совещании. С одной стороны, сам же только что приказал выбросить из головы всякую мысль о легкой прогулке, с другой — действительно, пока со всею ясностью не установлено, что у повстанцев на уме, разумнее было держать все свои силы в кулаке. И оттого, что, не сдержавшись, он опять сорвался (а главное, сорвался-то не по делу, распушил человека ни за что ни про что), комбриг был раздражен и хотел поскорей остаться один.
— Ладно, — закрыл он совещание, — еще подумаем, обсудим. Можно разойтись. Приказ получите, начальник штаба сейчас напишет.
Из аппаратной Юцевич вернулся с таким энергичным, просветленным лицом, что Григорий Иванович, насупленно глядевший в окно (переживал напрасный разнос Вальдману), повернулся навстречу и вопросительно выгнул крупную бархатную бровь:
— Что-нибудь… — и не договорил.
— Вот! — Юцевич, сдерживая торжество, положил на стол сообщение, полученное из Тамбова, из штаба войск.
Аппарат отстучал, что в Тамбовскую группу войск, к выделенным ранее силам, передаются также части 10-й стрелковой дивизии, закончившие ликвидацию бандитских отрядов в Воронежской губернии. Кроме того, сообщалось, что Федько со своими бронеотрядами намерен держать штаб в Кирсанове.
