Одежда для катания на яхте.
Ага, теперь понятно, чем она занималась. Я с неприязнью посмотрела на нее, чувствуя, как моя кожа тоскует по солнечным лучам, и с завистью перевела взгляд на ее ноги, тоже загорелые и здоровые. Ее волосы были немного растрепаны ветром, что делало ее еще в десять раз более красивой, земной и сексуальной. А ведь она была почти старой, скоро ей исполнится сорок.
Сегодня она наверняка провела самый приятный день с тех пор, как умер папа. Был уже вечер, пять часов.
В семь часов внизу начнется ужин. Это означает, что на нас у нее осталось очень мало времени, и скоро она спустится к себе, примет ванну и переоденется во что-нибудь более подходящее для ужина.
Отложив в сторону книгу, я развернулась и села. Было больно, и очень хотелось сказать ей что-нибудь обидное.
– Где ты была? – спросила я противным тоном.
Какое право имела она развлекаться, когда мы оставались запертыми и были лишены тех развлечений, что полагались нам по возрасту? Я потеряла свое двенадцатое лето, Крис – четырнадцатое, а близнецы – пятое.
Мой обвиняющий тон пригасил ее лучезарную улыбку. Она побледнела, губы задрожали, и, наверное, она на минуту пожалела, что оставила нам большой настенный календарь, чтобы мы знали, когда наступят выходные. Сетка была заполнена красными крестиками, отмечавшими прошедшие дни нашего заключения, наши жаркие, одинокие, полные напряжения и горечи дни.
Мама опустилась в кресло, положив ногу на ногу, и стала рассеянно обмахиваться журналом.
– Извините, что заставила вас ждать. Хотела зайти к вам сегодня утром, но пришлось все внимание уделять отцу, да и на вторую половину дня у меня были планы, но я изменила их, чтобы встретиться с вами до ужина. – Она не выглядела вспотевшей, но тем не менее подняла руку и начала обмахивать журналом под мышкой. – Я каталась на яхте, Кэти, – сказала она. – Мои братья учили меня ходить под парусом, еще когда мне было девять лет, а потом, когда ваш отец переехал к моим родителям, я давала ему уроки. Мы проводили на озере много времени. Когда ты на судне под парусами, возникает ощущение полета. Это так прекрасно! – добавила она нерешительно, видимо осознав, что веселилась за наш счет.
– Под парусами? – почти провизжала я. – Ты должна была быть внизу и рассказывать дедушке о нас. Сколько еще ты собираешься держать нас здесь взаперти? До скончания веков?
Она нервно оглядела комнату и сделала движение, чтобы встать с кресла, которое сохранялось специально для нее, как своеобразный трон. Наверное, она ушла бы из комнаты, если бы не Крис, спустившийся с чердака со стопкой энциклопедий, таких старых, что в них не было ничего о телевидении и реактивных самолетах.
