Но для ее кузины все со временем может сложиться совсем по-иному. Мюриель твердо в это верила и, несмотря на боль, вызванную таким убеждением, одновременно испытывала и странное воодушевление. Элизабет не была отмечена, подобно Мюриель, печатью исключительности. Однажды Элизабет обретет счастье обычной жизни как принадлежащее ей по праву рождения. Она была слишком прелестной, чтобы проводить свою жизнь в темной, никем не посещаемой, похожей на пещеру обстановке, которую отец Мюриель все настойчивее создавал вокруг себя и в которой Элизабет была действительно единственным источником света. Конечно, Мюриель подумывала о том, чтобы увезти Элизабет, по крайней мере, эта мысль посещала ее, но она всегда отбрасывала ее как нечто неуместное и преждевременное. Существовала какая-то хрупкость, не в ее отношениях с Элизабет, а во всей ситуации, которая не вынесла бы такого насилия. В конце концов, Элизабет уже заплатила за свое одиночество. Она еще не была готова повернуться лицом к миру, но однажды ее принц, возможно, придет. Или, когда станет ясно, что он необходим, Мюриель скорее сама выберет и воспитает его. Она не воспринимала замужество потерей Элизабет. После стольких лет Элизабет не могла быть потеряна. Они смогут справиться с мужем Элизабет.
Отделив, таким образом, свою судьбу от судьбы кузины, Мюриель утвердила собственное превосходство, которое, как она знала, ляжет на нее большим грузом. Порой ее охватывала паника, когда она медленно скользила прочь от берегов повседневности. Это выглядело как потеря невинности, временами она тосковала, так как не знала простых невинных вещей, бездумных привязанностей, свободного счастливого смеха, собак, пробегающих мимо по улице. Она не могла понять, почему ее аскетизм так напоминал чувство вины. Даже в ее долгой дружбе с Элизабет всегда оставалась тайная меланхолия. Мысль о самоубийстве не была вызвана обстоятельствами или разочарованиями, она была всецело и глубоко естественна для нее, и Мюриель давно запаслась снотворными таблетками в достаточном количестве, чтобы быстро и безболезненно уйти со сцены, как только она выберет момент покинуть место действия. Мысль о том, что она временно задерживается и делает свой выбор, дарила ей изо дня в день живительное волнение, когда она сжимала и встряхивала драгоценные, несущие свободу таблетки в маленькой бутылочке, существование которых она не открыла даже Элизабет. Что ж, однажды она, возможно, уйдет. Но не теперь.
