Что касается ума, здесь все выглядело по-другому. Элизабет была скорее способной, чем склонной к размышлениям, умной, но едва ли творческой натурой. Элизабет быстро овладела греческим, а ее латынь превосходила теперь латынь Мюриель. Но Мюриель одобрила решение Карела, продиктованное частично состоянием здоровья Элизабет, что ей не следует поступать в университет. Элизабет оставалась бесстрастной и уверенной, как и Мюриель в ее возрасте, в своей способности получить образование самостоятельно. И Мюриель радовала возможность сохранить роль наставницы своей кузины, для будущего развития которой она детально разработала план. Она была уверена, что Элизабет и впредь не станет противодействовать ее превосходству. Между ними никогда не возникало ничего, что бы напоминало столкновение характеров. Хотя они часто находили повод накричать друг на друга, все равно их отношения были удивительно совершенными.
Мюриель иногда беспокоило одиночество, которое Элизабет, казалось, воспринимала как нечто естественное. В Мидленде у них был небольшой круг друзей, к которым девушки относились снисходительно и покровительственно в их присутствии и высмеивали в отсутствие. Все молодые люди рано или поздно объявлялись «ужасно тупыми». Они обращались со своими друзьями, как две утонченные молодые принцессы могли обращаться с детьми своих слуг. В Лондоне можно было надеяться на лучшую компанию, но пройдет немало времени, прежде чем удастся найти подходящих друзей для Элизабет. Карел никогда не предпринимал никаких попыток расширить круг ее знакомств, и сама Элизабет, казалось, относилась с поразительным равнодушием к своему одиночеству. Мюриель несколько озабоченно всматривалась в Элизабет, ставшую подростком, и искала признаки интереса к юношам, зарождающегося тяготения к противоположному полу, но Элизабет только смеялась над своими немногими знакомыми мальчиками. Мюриель тщетно прислушивалась к внутреннему отголоску естественных потребностей и не могла обнаружить ни грана отчаяния в восприятии искалеченной девушки своей нынешней жизни. Только позже в таинственном молчании она почувствовала, что в Элизабет развивается страстная натура.
Мюриель, уже давно убежденная в своей исключительности, в последнее время стала предполагать, что она не создана для общепринятой любовной жизни. Она не только все еще была девственницей, но даже не беспокоилась об этом. Ей ни разу не встречался мужчина ее возраста, который не казался бы слишком мелким по сравнению с ней. Время от времени ее привлекали мужчины постарше, о чем впоследствии она вспоминала как о глупом сентиментальном эпизоде. Она была влюблена в своего учителя латыни, а позже в главу фирмы, в которой работала. Ее чувства, не встретившие отклика и в действительности даже не замеченные, умерли тихой смертью. Она считала, что страстная любовь не для нее. Ее удовлетворит одинокая судьба художника и мыслителя. И конечно же, энергия ее сердца была обращена на систему, сформировавшую ее взаимоотношения с Элизабет.
