— Что хотел Карел? Кажется, я слышала, как он звал тебя.
Мюриель все еще поражало, когда она слышала, как кузина называла его «Карел». Хотя та обращалась к нему так непринужденно с самого раннего детства. Девушки никогда не обсуждали Карела, разве что размышляли иногда — не унесет ли его однажды сам дьявол в преисподнюю.
— Он спросил меня, ищу ли я работу.
— Ты не сказала ему о своих поэтических увлечениях?
— Нет.
Элизабет никогда не просила Мюриель показать ей свои стихи, а когда Мюриель время от времени с чем-то ее знакомила, почти не комментировала. Мюриель расстроила бы враждебная критика, и в то же время немного одобрения ей бы не помешало.
В эти дни Мюриель почти физически ощутила, как меняются ее взаимоотношения с Элизабет. Пять лет, которые разделяли их, в разное время имели неодинаковое значение. Элизабет всегда была нежным и чистым созданием, сердцевиной невинности в семье. Никакая тень, казалось, никогда не падала на веселость дитя-сироты, веселость удивительно непобедимую и чистую. Даже Пэтти любила ее. Мюриель чувствовала себя одновременно неловкой и готовой нежно защитить Элизабет, когда та нетерпеливо тянула ее за руку вперед сквозь годы детства. Мюриель, обладавшая твердой и непреклонной уверенностью в себе, естественно, считала себя учительницей Элизабет, способной, любящей и преданной. В последнее время Мюриель почувствовала, как равновесие смещается и пятилетний разрыв в возрасте как бы сокращается. По уровню своего развития и образования кузина почти сравнялась с ней, и Мюриель интуитивно ощущала в повзрослевшей Элизабет силу характера не меньше, чем ее собственная. Правда, эту силу та никогда не применяла против нее, даже едва показывала в ее присутствии. Элизабет по-прежнему играла роль веселого зависимого ребенка, чтобы доставить удовольствие Мюриель и, конечно, Карелу, но сейчас в этом непроизвольно ощущалось притворство. Как и раньше, в ней все казалось таким восхитительно мягким и шелковым, но теперь время от времени проявлялся и проблеск стали.
Эта тихая твердость, по мнению Мюриель, внесла завершающий штрих в красоту Элизабет. Бледное лицо стало печальнее и казалось еще более удлиненным, словно какая-то сила властвовала над ним. Темные серо-голубые глаза, теперь подернутые дымкой, более осознанно смотрели из обжитого и надежно защищенного храма. Мюриель всегда считала Элизабет хорошенькой, но в ее восхищении красотой кузины не было и тени зависти. Мюриель, не имевшая склонности недооценивать себя, знала, что сама не лишена привлекательности. Ее лицо в значительной мере напоминало Элизабет, но без ее чрезмерной бледности и оригинальности черт. Волосы Мюриель, которые она коротко по-мальчишески подстригала, были золотисто-каштанового цвета, а довольно узкие глаза — темными в голубую крапинку. Мюриель не сомневалась в своей красоте, но она согласна была довольствоваться ролью милой и отдавать превосходство Элизабет.
