Уважение к частной собственности не успело укорениться. Те, кто вышел из общины, вызывали зависть и ненависть; их грабили, а дома поджигали. Тем самым уничтожалось самое эффективное в стране зерновое производство – помещичьи имения и хозяйства тех, кто поднялся в результате Столыпинских реформ.
После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной – не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.
Подавляющее большинство солдат были вчерашними крестьянами. Отрыв от земли, хозяйства и семьи был невыносим. В семнадцатом солдат возвращался в родную деревню озлобленный и готовый рассчитаться с обидчиками. На заседании солдатской секции Петроградского Совета в марте 1917 года звучали такие речи:
– Республика – это когда человек будет накормлен. Если у нас будет республика, то вся земелька будет нашей!
Казалось бы, после Февраля народ доверит страну право-центристским партиям. Здесь самые опытные политики и управленцы. Они знают, какие нужны реформы. Но либералы в 1917 году терпят поражение. Народ голосует за социалистов, польстившись на обещания раздать землю и заставить богатых делиться.
На политической арене фактически остались только левые партии. В мае 1917 года левые партии создали Министерство продовольствия и заставили Временное правительство ввести государственную монополию на торговлю хлебом. Гибельный шаг! Это означало установление твердых цен на хлеб и передачу всего хлебного запаса (кроме необходимого производителю) в руки государственных органов. Министерство продовольствия пригрозило: «В случае нежелания сдавать хлеб применять меры принудительные, в том числе вооруженную силу».
Специалисты предупреждали: только свободная торговля обеспечивает страну продовольствием, государственная монополия – безумие. И верно: крестьяне злились – поставки зерна по твердым ценам их разоряли. Какой смысл отдавать зерно за деньги, которые стремительно обесценивались? Да лучше из зерна самогон гнать!
Город с его удобствами и комфортом рождал у деревни одновременно ненависть и зависть. А деревня воспринималась городом со смесью высокомерия и той же зависти, потому что у крестьян была вожделенная еда. Горожане уверились, что деревня сознательно морит их голодом. Крестьяне же не сомневались, что зажравшийся город беззастенчиво их грабит. Крестьяне были готовы объявить войну городу.
