Посеянным в огонь | страница 11



— …Так говорит Бог, и ты плачешь или хочешь плакать, но не можешь, потому что устал и потому что все равно нет теплого очага, к которому можно подползти. Придется вставать…

Харви освободил правую руку и, вонзив большой и указательный пальцы в горло, выдернул горловое яблоко вместе с трахеями. Фонтаном брызнула кровь. Тело вывалилось из рук Харви и упало. Противник покинул его. Теперь он мог поселиться в любом другом месте, этот хитрый и злобный противник. Харви холодно обшарил все ящики стола. Пистолет Макарова и обоймы к нему. Кобура полетела в сторону. Восемьсот граммов металла он спрятал в отворот джинсовой куртки — окровавленной — и, никем не задержанный, вышел на улицу.

Мы будем жить в белом доме с колоннами на берегу серебристого озера. Помнишь, как это было? Вся терраса из стекла, мы пьем чай — он дымится, — а за прозрачной стенкой сонно падают в озеро кленовые листья. Или снежинки.

Ина собрала небольшую сумку, переоделась в черный спортивный костюм и, не заходя на фабрику, отправилась к Дмитровскому шоссе. В Москву. Я помню твой дурацкий клуб…

Я найду тебя, Одуванчик.

Этот автобус шел по серой ленте Дмитровского шоссе. Был он маленьким и желтым, аккуратным автобусом Львовского автозавода. Слегка оцарапанный добрый старый ветеран, каких много бегает по земной плоскости среди берез и сосен.

Желтый автобус, идущий в Москву, а внутри люди. По серой ленте. В бескрайнем пространстве.

На заднем вздрагивающем кресле сидел странный и неприятный молодой человек с распухшим почерневшим лицом.

Желтый автобус шел на юг, почти на юг по Дмитровскому шоссе, изредка останавливаясь. Пассажиры выходили изредка, их становилось все больше с каждой остановкой, и те, что сидели позади, чувствовали неладное.

Глаза у него нехорошие.

Остановка «Шолохове». Бабка в малиновом платке плюхнулась рядом с ним на сиденье, подтащив к ногам мешок картошки, неприятный молодой человек дернулся, как от удара. Казалось, он ненавидел всех, кто сидел в желтом автобусе, каждого, кто входил в него.

Маленький желтый автобус глотал русские дороги — и был он противником. Огромным желтым противником с глазами-фарами. Харви не сразу понял это, а когда догадался, то решил, что надо стерпеть. Это была еще одна хитрость противника, и он должен выдержать, каким бы ни было унижение, в этой грязной шумной коробке он должен выжить и доехать до конца.

Противники все входили и входили, и оборачивали к нему пылающие глазницы. А за окном исчезала Русь, теряясь в серых решетках и столбах, и где-то там, вдали, отплясывал Иванушка Скоморох безудержный танец свой.