«Я хотел есть».
Качели сна подхватывали Харви, убаюкивали, и он снова дрался на ринге и, шагая через жаркий поток, смотрел в глаза противника. Они преследовали его всюду, эти глаза, жестокие и неумолимые.
Мне трудно дышать, сержант. Я просто хотел есть. Это дурная голова и больная мать — видите ее ночную рубашку среди деревьев? Она бежит от пьяного чудовища. Руки, сержант! Армия — проклятия детству, мечтам, любви, — великая армия, насильница, не разжимавшая объятий семьсот тридцать дней. А я не люблю толпу, я не люблю, когда командуют, сержант! Мы все сдохнем, ничего не сделав. Все — рано или поздно, — и те, что преуспевают, и те, что валяются в каменных переходах.
И тогда глаза противника засмеялись.
Разве ты не пинал сапогами людей? Комплекс разрушения, Харви. Жизнь за счет мечты разрушает объект мечты. Потом отторжение от родителей, От прошлого — распятие предков, и плевки в сторону Закона, — зачем, Харви? Причина побега. Ты беглец! «Я сломал свои рамки! Я поднялся выше их!» Свобода! Ешь ее, беглец, пей, укрывайся от снега и дождя, люби ее и задыхайся.
— А? Что вы сказали?
— Заткнись, говорю!
Сержант смотрел в упор, пока Харви не опустил глаз. Сплюнул.
Лицо противника заколыхалось под ногами.
— Ты думаешь, ему нужна твоя боль, этому менту? Эх, Одуванчик!
— Чего ты хочешь от меня?! — закричал Харви. — Чтоб порезал вены? Ну так смотри! Смотри! — Он хотел обнажить рукава, хотел показать, но сержант начал громко материться, и Харви умолк. Он будто впервые увидел этого человека.
Он смотрел в его красные глаза и медленно поднимался.
ПРОТИВНИК.
Это подвижное лицо с огромными горящими глазами — он видел в них каждую жилку! На нем была форма сержанта милиции, он надел эту смешную форму, его противник!
— Ты что?.. Эй?.. Что с тобой?
Харви шагнул к нему, взял противника за горло.
Он видел, как дергается его тело, одетое в смешную форму с погонами. Харви наслаждался. Губы его шевелились — странные слова сами вылетали изо рта.
Противник бился и царапал его.
— …Ты хочешь быть свободным, сокрушаешь рамки, бежишь от неизбежного, а Господь, посмеиваясь, воздвигает на твоем пути все новые барьеры, вместо преград селит в тебя угнетение, болезни, и, когда ты падаешь — выжатый, окровавленный и никому не нужный, — он говорит: «Смотри, как жесток этот мир, малыш, смотри, как много в нем правил и ограничений, как жадно борются за свой кусок люди…»
Противник ослабел и шевелился, как сонная рыба. Он был все еще жив.
