И было ему видение, неприятному молодому человеку со стеклянным от напряжения взором. И видел он руки Скомороха Иванушки, и бубенцы, и облака над колпаком его. И слышалась песня, такая пронзительная и печальная, что не было сил слушать ее, и полз на культях по автобусу человек, черный, как земля, и рассказывал прибаутки, протягивая руку за подаянием. И был свет живой за окном — вечный и спокойный, — и вздыхала мать, подливая ему молока и утирая крынку, и словно не было никакого огня на этой земле, которую глотал сейчас, сотрясаясь в сочленениях, маленький желтый автобус.
Я — БОЕЦ.
Я — дитя этого города. Я — мертвый прохожий его. Улицы шатаются, дома — как пьяные. Я иду вдоль них, и я — воин. Кто это сделал со мной?
Разгадка в этом городе, я найду ее, обязательно найду. Я буду ходить по его улицам долго, как по лабиринту, я запечатлею в олове компьютерную схему старых московских переулков, я доберусь до его сердца и найду главного виновника моей болезни. Эту боль воспитали во мне. Пусть же воспитатель корчится в моих крючковатых пальцах, пусть лопнет его череп и сломанные ребра изорвут его легкие. Я знаю, что сердца у него нет, и поэтому драться мы будем долго. Даже весь разодранный и дырявый, он будет подбираться к моему горлу, он покажет свое настоящее лицо — ровное, бледное, с красными глазами монстра. Его следами покрыт весь город.
Москва, запутанная в провода, залатанная рекламными щитами, с бесцветной проседью хрущевских, брежневских, сталинских бетонных коробок. Многоцветная деревня, окраина мира, центр безумия, пантеон нелепых идей.
Я — БОЕЦ.
От остановки желтого автобуса я не тронул ни одного противника, стараюсь не вглядываться в их лица. Но они сами смотрят на меня, будто я афишная тумба. Мое лицо, ах, да. Ну конечно, они гордятся своей работой. Куда вы все спешите?
СВОБОДА.
Если бы они понимали, что это значит.
Это когда внутри ничего не болит.
ПРОТИВНИК ТАК ЛЕГКО ВЛАЗИТ В ВАШИ ОБОЛОЧКИ.
Я устану очищать эти улицы. Кровь зальет руки, рукава, одежда засохнет корочкой крови, если я буду очищать эти светлые улицы от противника.
Кузнецкий мост — Пушкинская — Тверская — Маяковская. Балаган. Всю дорогу я как будто поднимаюсь вверх и никак не могу понять: что я ищу?
Кого? На перекрестке между Тверской и Садовым кольцом висит плакат. Я упираюсь в него и начинаю понимать. Огромный, трех метров роста негр в боксерских трусах и боксерских перчатках стоит, склонив голову, в боевой стойке и смотрит на меня.
