- Ну, вот и все... Теперь можете играть... - сказала девушка.
Услышав это, мальчик и младшая девочка, как по команде, сели на пол и снова принялись за свой концерт на сковородке.
- А где отец?
- Папа в участке, - ответила старшая девочка.
- В участке, - повторила младшая.
- Вот как! А за что его посадили?
- Он что-то украл.
- Уклал!.. - пролепетала сидевшая на полу малютка, ударяя ложкой о сковородку.
- Это плохо.
- Конечно, плохо паненка, если кого поймают.
- А красть хорошо?
* * *
Ой, Галина! Ой, дивчина!
Ты одна виной.
Ты одна моя зазноба,
Я всем сердцем твой!
Так пел, нельзя сказать чтобы чересчур приятным тенором, кто-то шагавший по комнате с торопливостью, которая говорила о сильном возбуждении.
Как выглядел этот певец, я не знаю, ибо мы с Вигилией стояли в маленькой, совершенно темной комнатушке, примыкавшей к более обширному помещению, в котором запахи одеколона, камфары, пачулей, асафетиды состязались с другими, не менее пронзительными.
В то время как я раздумывал над разрешением новой загадки, Вигилия постучала три раза в дверь. Минуту спустя я увидел чью-то завитую голову, от которой несло миндальным маслом, очень красные губы, распространявшие запах розовой помады, и галстук бабочкой, благоухавший мильфлером.
Легкомысленный обладатель этих достойных внимания примечательностей даже не взглянул на нас и одним прыжком, подобно кенгуру, перемахнул пространство, отделявшее его от дверей в коридор.
- Ах, ах... божественная панна Мария! - воскликнул обладатель завитой головы. - Куда это вы собрались в такую позднюю пору?
- Добрый вечер! Я иду далеко, в Нове Място.
- Как это? В одиночестве? Лишенная недремлющего дружеского ока...
- А если не с кем? Хи-хи-хи!
- О, не шутите так, разве меня уже нет на свете? - воскликнул приятный молодой человек, стараясь увлечь девицу в свой благовонный уголок. - Самое большое через пять... да что я говорю, - через одну минуту вернется Фердзя, заменит меня в исполнении моих обязанностей, и тогда...
- Он в самом деле так скоро вернется? Хи-хи-хи!
- Клянусь прахом моей матери! А если бы он и опоздал немного...
- О, это было бы очень нехорошо!
- Нет, панна Мария, это было бы прекрасно, это было бы благородно, так как дало бы мне возможность высказать вам все, что, как сизифов камень, лежит у меня на сердце.
- И-и-и... и не пойму, что вы говорите.
- Не понимаете?.. О, горькая ирония! Утонченная жестокость свила гнездо в нежнейшем женском сердце! Разве вы не понимаете, что я вас боготворю, что я мечтал бы целую вечность услаждать свой слух эоловыми звуками твоего голоса, что я жаждал бы каждое мгновение вкушать чашу...
