. Вон стол, за которым работал Евлампий Николаевич…
В а л е р и й (после паузы). Вы говорили, он шибко бедный был, а квартирка-то у вас… Или это тогда бедностью называлось?
Ч е р н о м о р д и к (опешил от наглости Валерия). А он, значит, и морским делом увлекался… (Показывает на водолазный шлем.)
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (чуть смущенно). Дело в том, что эту квартиру наша семья смогла приобрести, когда отец уже умер… когда были опубликованы его письма. Под музей приобрели эту квартиру…
В а л е р и й. Ах, под музей…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Но вещи подлинные. Вот этот стол. И кресло… И вообще многое….
Ф е д о р (тихо, отцу). Про кирпич…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Да, да… Вот этот кирпич взят был отцом в свое владение в момент закладки памятника Александру Сергеевичу.
М а р и н а. Антон Евлампиевич имеет в виду Пушкина.
В столовой полутемно, только отблеск фонаря с улицы.
Н и н а. Помнишь, очень давно, в детстве, все стены нашего парадного были исписаны мелом: «Нина плюс Валя — любовь»? Как ты думаешь, кто это мог писать?
С т р у ж к и н. Наверно, Федя. Как говорят в Гондурасе, он был злой мальчик.
Н и н а. Валентюшечка, Валентюшечка… Не пьешь, не куришь, женщинами не увлекаешься. И где же смысл в твоей жизни, а?
С т р у ж к и н. Никак не могу отыскать свою Прекрасную Даму.
Нина выпила рюмку.
Неудобно, одной…
Н и н а. Я тебя очень люблю, мой мальчик…
С т р у ж к и н (после паузы). Я тоже… всех вас, Кадминых… люблю…
Н и н а. Это плохо, когда всех сразу… любят.
В кабинете.
Ч е р н о м о р д и к. Понимаю, понимаю… Это брат Кадмина.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Николенька.
Ф е д о р. Умер в младенческом возрасте.
В а л е р и й. А вот эта…
Ч е р н о м о р д и к. Женщина…
В а л е р и й. Ну да, женщина эта кто?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Это моя мама. Жена Кадмина, Варвара Сергеевна. Дочь земского врача, раннее замужество. Постоянная бедность, долги, переезды, смерть детей. Горькая-горькая жизнь. Она ведь отца только на год пережила.
М а р и н а. Говорят, и характер у нее был тоже не из легких.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Удивительно, но образ матери у меня даже как-то стерся в памяти… А вот эти четыре кресла… Полюбуйтесь ими… О, это не простые гарднеровские кресла. Это Алексей Максимович. Это Александр Николаевич. Это Антон Павлович… Мы их так и зовем, эти кресла. Просто по имени-отчеству. Мол, ножка что-то у Александра Николаевича шатается… (Засмеялся чуть смущенно.)
